Теория приписывает вытеснениям исключительную силу. Версия, известная как «сильные», «массовые» или «жесткие» вытеснения, утверждает, что «многие дети способны забыть о насилии, даже когда оно с ними происходит»[247]. Сознательный доступ к травматическим воспоминаниям тогда полностью блокируется. Эти пациенты поверят, что в течение многих лет, даже десятилетий, они «жили» воспоминаниями о двух разных вариантах детства. Живущая в их памяти история и воспоминания о нормальном (даже «счастливом») детстве оказывается фантазией, прикрытием, защищающим их от ужасной правды. Другой вариант, о котором они ничего не знали, – подсознательная запись жестокого обращения с ними и их страданий – реален. Сильное подавление – это не то же самое, что обычное мотивированное забывание (мы забываем то, что не хотим помнить), которое не происходит бессознательно или немедленно; и не воплощается в памяти в исходной безжалостной форме. Воспоминания, которых избегают, доступны до тех пор, пока они не исчезнут в ходе обычного процесса забывания[248].
Два родственных понятия усиливают модель вытеснений с точки зрения ее сторонников, но еще больше ослабляют ее с точки зрения критиков. Первое (близкое к первоначальной фрейдистской идее «раздвоенного эго») – это диссоциация: одна часть самости может настолько отделиться и дистанцироваться от внешней или внутренней реальности, что это будет выглядеть так, будто «она» не видит, что случилось. Травма ребенка, подвергшегося сексуальному насилию, настолько невыносима, что она диссоциирует, и он больше не переживает страдания как часть своего ощущаемого «я». Таким образом, разум имеет дело с «воспоминаниями о травмирующем насилии в детстве, которые нельзя забыть обычным способом, потому что их вообще никогда не удавалось полноценно узнать»[249].
Второе – это понятие множественной идентичности и конкретный диагноз Диссоциативного Расстройства Идентичности (MPD-ДРИ). Это еще больше расширяет тезис о диссоциации, что приводит к еще более радикальным последствиям для дебатов о восстановленной памяти[250]. Бессознательное человека, страдающего ДРИ, регистрирует настолько ужасные тайны, что «простое» подавление – массовое и мотивированное забывание – не может их сдержать. Воспоминания даже не доходят до стадии вытеснения; насилие настолько ужасно, что ум не может пережить никакого осознания. Создаются части личности, которые функционируют как самостоятельные личности, каждая из которых достаточно автономна, чтобы изолировать запретные или травмирующие воспоминания от личности в целом. Каждый неинтегрированный фрагмент разделенного «я» – со временем к исходному первичному фрагменту могут присоединиться новые фрагменты – называется «альтер» (от латинского слова alter-другой). Эти альтеры ничего не знают ни о сути личности (то, что от нее осталось), ни друг о друге; основная часть, похоже, понятия не имеет об их существовании. К середине 1980-х люди, испытавшие такую диссоциацию («множества», как их называют в психотерапии), сообщали о подавленных воспоминаниях, производивших сенсации: не только об инцесте, но и изнасиловании во время сатанинских культовых ритуалов, человеческих жертвоприношениях, о похищениях инопланетянами и рождении от них детей[251].
Идея о подавлении и восстановлении памяти вскоре вышла из терапевтического контекста и превратилась в смесь социального движения, городского фольклора и культа. Именно тогда она начала вызывать все более убийственную критику (называемую свидетельством дальнейшего отрицания):
247
Ellen Bass and Laura Davis, The Courage to Heaclass="underline" A Guide for Women Survivors of Child Sexual Abuse (New York: Harper Perennial, 1988), 42. Judith Herman's Trauma and Recovery (New York: Basic Books, 1992).
250
Nicholas P. Spanos, Multiple Identities and False Memories (New York: American Psychological Association, 1996).
251
Ian Hacking, Rewriting the Souclass="underline" Multiple Personality and the Sciences of Memory (Princeton: Princeton University Press, 1998).