Бесполезно называть их «прикованными к рабочему месту убийцами», каким-то образом удаленными от убийства, поскольку даже в комнатах секретарей находились баночки с дурно пахнущими золотыми коронками, они слушали диктовку, в которой перечислялись «мост с тремя зубами», «один зуб» и так далее. Чтобы свести это описание к моральному уровню, на котором действовали эти люди, следует упомянуть, что все сотрудники Т-4 могли воспользоваться услугами стоматологов по сниженным ценам, в которых использовалось золото, извлеченное изо рта их жертв»[267].
Способны ли эти сотрудники полностью подавить любые воспоминания о том, откуда взялись их золотые зубы?
Да, именно так говорят некоторые люди: «Это было так давно», «Я теперь уже старик»; «Весь этот период похоронен во времени». Они забыли, участвовали ли и в какой степени в подобных событиях.
Возможно, они там даже не были, а слышали об этих вещах только от других. Или более непрозрачное «интерпретативное забывание»: они помнят что-то, но не знают, что именно происходит. Если говорить о упрощении уже упрощённого, то существуют две крайние возможности. Одной из них является «подлинное», очень сильное подавление, потеря памяти или амнезия. То есть: кто-то, из тех, кто в то время был работоспособным взрослым, просто забывает, что находился в офисе «Аксион Т-4» или в Руанде, наблюдая, как убили двадцать человек, зарубив их мачете. Поверить подобному утверждению невозможно – будь то описание мгновенного подавления посредством диссоциации (причудливое представление) или долгосрочной потери нормальной памяти. С другой стороны, забвение – это просто «прототип полноценной лжи». Вы помните, что вы сделали или что произошло – совершенно, частично или смутно – но по понятным причинам вы это отрицаете.
Существует целая непрерывная гамма возможных объяснений, заполняющих промежуток между этими крайними возможностями. Без них (как и нюансов отрицания) не существовало бы литературы двадцатого века: слабостей и неудач, белых и слепых пятен памяти, но также и ее способностей, сознательных и бессознательных, создавать, изобретать, воображать и переупорядочивать прошлое. Опыта «проскакивания» нашей памяти достаточно, чтобы доказать, что «восстановление» прошлого не всегда находится под нашим контролем. Память – это не столько картотека, которую мы открываем, чтобы просмотреть заранее выбранное досье (моё детство, война), сколько книга, которую мы пишем и редактируем. Чем более неоднозначно событие, тем больше места для этой «работы памяти». Гартон Эш прекрасно продемонстрировал, что даже сеть информаторов, агентов и сообщников, выявленная при открытии его собственных (или чьих-либо) файлов Штази, не дает четкого воспоминания о том, «что на самом деле происходило»[268].
Политическая хитрость государственных чиновников в сочетании с информационными технологиями позволила создать новые способы забывания. Слушания по делу «Иран-контрас» в США и расследование по делу «Оружие для Ирака (Скотт)» в Великобритании выявили нечто большее, чем просто грубое уничтожение компрометирующих улик[269]. Нет необходимости массово сжигать или измельчать документы, а компьютерные данные просто стирать. Их можно перестроить в электронном виде, чтобы создать совершенно ложную хронологию событий (и список действовавших лиц), чтобы представить ее для последующих расследований, судебных процессов или исторического анализа. Более того, эти постмодернистские истории конструируются не только после события (или смены режима), но и в то время, когда что-то происходит. В идеале, отрицание должно быть запланировано таким образом, чтобы, когда участники будут давать показания позже, им не пришлось бы лгать. Как сказал Оливер Норт Специальному комитету: «Моя память была уничтожена». В этом странном мире (пародируемом сагой о Клинтоне и Левински) содержание памяти – это не то, что вы можете вспомнить, а то, что другим людям разрешено говорить вам о том, что вы знали. Министры сообщили в ходе расследования Скотта, что им часто приходилось спрашивать своих государственных служащих, какие документы они видели в прошлом и, следовательно, что они могли считать известным позже. Воспоминания о настоящем заранее фальсифицируются, чтобы гарантировать, что будущие утверждения о забвении и незнании верны.
267
Michael Burleigh, Death and Deliverance: «Euthanasia» in Germany, 19401945 (Cambridge: Cambridge University Press, 1994), 125.
268
Timothy Carton Ash, The File: A Personal History (New York: Random House, 1997), and idem, «Bad Memories», Prospect, Sept. 1997, 203.
269
См.: Michael Lynch and David Brogen, The Spectacle of History: Speech, Text and Memory at the Iran Contra Hearings (Durham, NC: Duke University Press, 1996), and Richard Norton-Taylor et al., Knee Deep in Dishonour: The Scott Report and its Aftermath (London: Gollancz, 1996).