Специалисты в области когнитивной психологии используют язык и методы теории обработки информации, мониторинга, избирательного восприятия, фильтрации и концентрации внимания, чтобы понять, как мы замечаем что-либо и одновременно не замечаем его. Некоторые даже предлагают в качестве модели неврологический феномен «слепого зрения»: одна часть разума может точно знать, что она делает, в то время как часть, которая знает только предположительно, не замечает этого. Очевидно, что информация отбирается в соответствии с уже укоренившимися стандартами восприятия, а слишком угрожающая информация полностью исключается. Разум каким–то образом схватывает смысл того, что происходит, и без промедления приводит в действие защитный фильтр. Информация канализируется в своеобразную «черную дыру разума» – слепую зону заблокированного внимания и самообмана. Таким образом, внимание отвлекается от фактов или их значения – отсюда возникает «необходимая жизненная ложь», поддерживаемая членами семьи о физическом насилии, инцесте, сексуальном насилии, прелюбодеянии и несчастье. Ложь остается невыявленной, прикрытой семейным молчанием, алиби и заговорами[5].
И так не только в семьях. Государственная бюрократия, политические партии, профессиональные ассоциации, религии, армия и полиция – все они имеют свои собственные формы сокрытия и лжи. Такое коллективное отрицание возможно вследствие существования профессиональной этики, традиций лояльности и секретности, корпоративной взаимовыручки или кодексов молчания. Поддерживаются мифы, препятствующие тому, чтобы посторонние узнали компрометирующую информацию; существуют негласные договоренности о согласованном или стратегическом неведении. Порой очень удобно не знать точно, что делают ваши начальники или подчиненные.
Это звучит подобно философскому интересу к самопознанию и самообману, особенно к знаменитому понятию «недобросовестности». Для Сартра, вопреки психоаналитической теории, отрицание всегда сознательно. Самообман относится именно к сокрытию от самих себя правды, которая может создать неудобства. Сартр высмеивает теорию о том, что это происходит благодаря бессознательному механизму, поддерживающему двойственность между обманщиком и обманутым. Его альтернатива, «недобросовестность», представляет собой форму отрицания, которую разум сознательно направляет на себя. Но как вы лжете себе? Как можно знать и не знать одно и то же одновременно?
Это вопросы, которые мы рассмотрим во второй главе. Политическое отрицание – обычная дезинформация, ложь и сокрытие со стороны государственных властей – редко включает в себя эти тонкие психологических детали. Политическое отрицание цинично, расчетливо и прозрачно. Серые зоны между сознательным и бессознательным гораздо более значимы в объяснении обычной реакции общества на знание о зверствах и страданиях. Это зона раскрытых секретов, закрывания глаз, зарывания головы в песок и нежелания знать.
Существуют три возможные формы «отрицания»: буквальное, интерпретативное и подразумеваемое (импликативное).
Это тип отрицания, который однозначно соответствует словарному определению: утверждение, что что–то не произошло или не соответствует действительности. При буквальном, фактическом или явном отрицании отвергается факт или знание факта. В частной сфере семейного насилия: мой муж не мог так поступить с нашей дочерью, она выдумывает, социальный работник нас не понимает. В публичном пространстве насилия: ничего здесь не случилось, резни не было, все они лгут, мы вам не верим, мы ничего не заметили, нам ничего не сказали, если бы было так, мы бы знали (или это могло произойти без нашего ведома). Эти утверждения декларируют отказ признавать факты – по той или иной причине, добросовестно или недобросовестно, независимо от того являются ли эти утверждения правдой (подлинное незнание), вопиющей ложью (преднамеренная ложь) или бессознательными защитными механизмами.
В других случаях непосредственная, первичная информация (что–то произошло) не отрицается. Скорее, ей придается значение, отличное от того, что кажется очевидным другим.
В личной сфере это звучит следующим образом: я пьяница, а не алкоголик; то, что произошло, на самом деле не было «изнасилованием». Президент Клинтон курил марихуану, когда был студентом, но никогда не вдыхал дым; так что на самом деле это не было употреблением наркотиков. Что касается более поздних утверждений о его сексуальных отношениях с Моникой Левински, то после своего первоначального буквального отрицания (ничего подобного вообще не произошло) он последовал некоему оригинальному интерпретирующему отрицанию: оральный секс был «неприемлемым поведением», но на самом деле не был «половым актом» или «сексуальными отношениями», и поэтому не было ни прелюбодеяния, ни супружеской неверности, ни шалостей. Действительно, традиционного секса не было. Так что президент не солгал, когда сказал, что его отношения с мисс Левински не были сексуальными.
5
Daniel Coleman, Vital Lies, Simple Truths: The Psychology of Self-Deception (New York: Simon and Schuster, 1985).