Эмма и Пол, по возможности, вели себя осмотрительно, особенно перед детьми. Но время шло, и ни у кого не возникало вопросов по поводу их необычного совместного житья, а их необыкновенный дом постоянно заполнялся ее детьми от разных отцов. Очень скоро Пол почувствовал себя признанным членом семьи. Дети уважали и любили его за свойственные ему силу и доброту, и вскоре он стал настоящим отцом для всех них. Постепенно внутренняя напряженность у Эммы стала спадать. Пол терпеливо и настойчиво доказывал ей, что их богатство ставит их выше общепринятых условностей, делает неуязвимыми для общественного мнения, и она была вынуждена признать его правоту. Свойственные ей самоуверенность и смелость вскоре взяли верх и помогли Эмме преодолеть сомнения, угнетавшие ее ранее.
Пол и Эмма были неразлучны. Он одевал ее в меха и роскошные туалеты, осыпал ее драгоценностями. Не считаясь с расходами, он поставил их жизнь на широкую ногу. Они вместе выезжали в театры, в оперу, на концерты, приемы и званые обеды. Они общались с самыми богатыми и влиятельными людьми Лондона и всего остального мира, с политическими и общественными деятелями, промышленными магнатами, с представителями культурного мира всех трех континентов. Пол возил Эмму в европейские столицы, куда он выезжал по делам или просто развлечься. Она съездила с ним в Нью-Йорк и в Техас, где он владел нефтяными промыслами. Дважды она сопровождала Пола в его ежегодных поездках в Австралию, которая очаровала ее точно так же, как она влюбилась в Нью-Йорк и Техас. Пол по-прежнему стремился обрести свободу, но неизменно натыкался на непреклонное сопротивление Констанс, не дававшей согласия на развод, и это единственное, что омрачало их счастье. Хотя он официально удочерил Дэзи и содержал ее, он страстно желал жениться на Эмме и придать их отношениям законный характер. Но Эмма к этому времени настолько уверилась в прочности их союза, что ее совершенно не беспокоило положение дел, и она постоянно старалась ослабить беспокойство Пола. Теперь уже она убеждала его в том, что надо расслабиться и не мучать себя так сильно, оптимистически заявляя, что все уладится само собой, и уверяя его в своей любви и счастьи с ним.
Лишь одно расстраивало Эмму – продолжавшееся отчуждение между нею и Эдвиной. Она была не в силах залатать брешь, разделявшую их. Единственным тонким связующим звеном между ними был Уинстон, который от имени Эммы вел финансовые дела ее старшей дочери. Два года спустя после окончания школы в Швейцарии Эдвина сняла квартиру в Мейфэре и вела рассеянный образ жизни, вращаясь среди своих друзей из высшего света и наслаждаясь своим положением хорошо обеспеченной дочери очень богатой матери. Эмма не ограничивала расходов Эдвины и положила на ее имя в банк значительный капитал, приносивший ей достаточный годовой доход. Эмма страстно желала повидаться с дочерью и вернуть ее обратно в лоно семьи, но ей хватало мудрости не пытаться самой вступать с ней в контакт, понимая, что первый шаг к примирению обязательно должна сделать сама Эдвина.
Несмотря на это, Эмма была довольна своей жизнью как никогда раньше. Ее поддерживало обожание Пола и ее собственная любовь к нему. Огромное утешение ей также доставляла Дэзи, которая была предметом ее особой гордости. Хотя Эмма боялась даже себе самой в этом признаться, она любила Дэзи больше остальных своих детей. Она была дитя любви, единственным ребенком, которого она вынашивала с подлинной радостью. Между ними существовала и усиливалась с годами та особенная близость, которая отсутствовала в отношениях Эммы с другими детьми. Порой, когда она смотрела на свою подрастающую дочь, сердце Эммы переполнялось нежностью при виде того, насколько она была похожа на обожаемого ею Пола. Постоянно общаясь с Полом, Дэзи невольно подражала его манерам, а когда она улыбалась, ее лицо приобретало такое же озорное и любящее выражение, с каким Пол обычно смотрел на Эмму. Ласковая и приветливая по природе, Дэзи, окруженная любовью и вниманием своих родителей, росла уверенной в себе и самостоятельной девочкой, но совершенно не избалованной и естественной в обхождении со всеми. В ней было много от Эммы. Она унаследовала материнский радостный характер, оптимизм и ее несгибаемую волю.
Когда Дэзи было всего пять лет, Пол настоял на том, чтобы она сопровождала их с Эммой во время поездок в Австралию. После недельного пребывания в Сиднее, Пол отвез их в Кунэмбл, и они провели четыре недели в Дунуне. Необычайная близость установилась между живой маленькой девочкой и ее сводным братом Говардом, и Пол с с Эммой были глубоко тронуты их отношениями. Казалось, что Дэзи, как никому другому, удалось сблизиться с Говардом. Ее преданность ему и его ответная привязанность согревала их сердца. После этого они каждый год приезжали сюда с Полом, каждый не хотел лишать Говарда радости общения с его сводной сестрой, так скрашивавшей его унылое существование.
Годы летели с такой быстротой, что Эмме оставалось только удивляться смене событий. Дети вырастали и поочередно покидали дом на Белгрейв-сквер. Кит, молодой человек приятной наружности, сильно напоминавший Джо Лаудера в молодости, поступил в Университет в Лидсе, а близнецы разъехались по своим респектабельным школам, сильно горюя на первых порах о том, что их разлучили. Если Дэзи была вообще самым любимым ребенком Эммы, то Робину она, несомненно, отдавала предпочтение среди своих сыновей и скучала по нему во время его школьных семестров больше, чем того сама ожидала. Робин не унаследовал дурных черт характера и привычек Артура Эйнсли, а внешне был сильно похож на Уинстона. Он стал тонким подвижным мальчиком с живым, быстрым умом и врожденным очарованием. Склонный к учебе, он стал блестящим учеником, и Эмма многого ожидала от него.
Сестра-близнец Робина Элизабет, будучи на одно лицо с ним, естественно, тоже пошла в Хартов. Порой у Эммы буквально перехватывало дух, когда она смотрела на нее и видела в ней точное отражение своей матери в молодости, а порой даже улавливала некоторые черты Оливии Уэйнрайт на хорошеньком личике Элизабет. Она как будто погружалась в прошлое и вновь поражалась необъяснимому сходству этих двух женщин из совершенно разных миров, так удивлявшему ее в детстве. Из всех детей Эммы только Элизабет была настоящей красавицей, тонкой, гибкой, грациозной, с приятным лицом, окруженным облаком густых темных волос, в избытке наделенной очарованием. К своему сожалению, Эмма давно заметила некоторые черты характера Элизабет, беспокоившие ее, – бурный темперамент, капризность и непостоянство, неуправляемость.
Пол был согласен с Эммой в том, что Элизабет нуждается в твердой руке, и оба надеялись, что строгая дисциплин в школе-интернате будет хорошо влиять на нее, не уродуя ее характер.
Бизнес Эммы продолжал расти и расширяться. Всемирную известность приобрел ее универмаг в Найтсбридже, а йоркширские магазины, носившие ее имя, завоевали весь Север Англии. Ее ткацкие фабрики процветали, так же как совместные с Каллински швейные фабрики. „Эмеремм Компании”, получившая теперь название „Харт Энтерпрайзиз”, стала невероятно богатой корпорацией, владевшей различными предприятиями по всему свету. Руководствуясь собственным безошибочным чутьем и прислушиваясь к советам Пола, Эмма мудро вкладывала свои капиталы и многократно умножила свое собственное состояние, а также состояния Фрэнка и Уинстона, финансами которых она руководила. К своим сорока шести годам она стала мультимиллионером, ее влияние было признанно не только в Лондоне и на английском Севере, но и в международных деловых кругах.
Но счастливая с Полом и в своей семье, перегруженная заботами о своих гигантских деловых предприятиях, Эмма ни на йоту не утратила интереса к семье Фарли. Их дела по-прежнему сильно занимали ее. Разоренный ею Джеральд Фарли провел последние годы своей жалкой жизни на содержании Эдвина, поскольку оставшийся у него кирпичный завод не приносил прибыли. Он умер в 1926 году „от своей явной природной невоздержанности”, как заметила Эмма в беседе с Блэки, узнав об этом событии, и с того дня все оставшиеся годы она сосредоточила свой ледяной взор исключительно на Эдвине. Она пристально, с неослабевающим интересом следила за его карьерой. Как страстно она желала, чтобы он оступился! Но он сделал себе блестящее имя как адвокат по уголовным делам, и в Темпле постоянно ходили разговоры о скором присвоении ему высшего звания – Королевского адвоката. Он постоянно жил и вел юридическую практику в Лондоне, но не порывал своих связей с Йоркширом. Эдвин часто бывал в Лидсе, где, подобно своему отцу, Адаму Фарли, тратил много сил на „Йоркшир морнинг газетт”. Он был в ней председателем правления и владел большинством ее акций, благодаря чему полностью определял политику газеты.