– Ты уверен, что нет ошибки? Это должна быть ошибка!
Фрэнк отрицательно покачал головой.
– Все информационные агентства передают одно и то же сообщение. Я проверял.
– О Боже! – прошептала Эмма, холодея от ужаса.
Уинстон, побледнев как привидение, спросил:
– Как Пол умер, Фрэнк?
Фрэнк неотрывно смотрел на Эмму, и бледность залила его лицо, пока он искал и не находил подходящие слова, чтобы смягчить удар. Но он почувствовал, что не в силах говорить.
Эмма сжала его руку, и пальцы впились в него.
– Что Пол?.. Это его раны, да? Они оказались намного серьезнее, чем он мне сообщил? – чуть слышно спросила она.
– Да, это так. Я думаю, что он был ранен гораздо тяжелее, чем разрешил сказать тебе…
Звук дверного звонка заставил их вздрогнуть. Эмма широко раскрытыми от испуга глазами посмотрела на Уинстона. Тот кивнул и рывком поднялся из кресла. Выходя из гостиной, он молил Бога, чтобы это не оказалась пресса, пришедшая получать интервью. К своему облегчению, он услышал голос дворецкого, доложившего о приходе Генри Россистера, делового партнера Пола и совладельца частного коммерческого банка, ведущего все его дела в Англии и значительную часть дел Эммы. Лицо Генри было таким же печальным, как и у Уинстона, когда он пожал ему руку и спросил:
– Она уже знает?
Уинстон молча склонил голову.
– Как она встретила эту весть?
– Она ошеломлена. Кажется, до нее еще не совсем дошло то, что произошло. Когда она полностью осознает случившееся, ее реакция будет ужасна. Я просто боюсь подумать об этом.
Генри понимающе кивнул.
– Да, они были так близки. Какая трагедия! Как Эмма узнала обо всем?
Уинстон быстро рассказал, как это произошло, и двинулся в сторону гостиной.
– Нам лучше зайти, Генри. Эмма нуждается в нас.
Генри вошел в гостиную и сел рядом с Эммой.
– Мне очень жаль, дорогая, поверьте. Я приехал сразу, как только смог. Сразу же, как узнал о несчастье.
Эмма с трудом проглотила слюну и провела рукой по трясущейся голове.
– Кто-нибудь из Сиднея связался с вами, Генри?
– Да, Мэл Гаррисон. Он весь день пытался разыскать меня. К сожалению, я был за городом.
– Почему он не попытался дозвониться мне? – печально спросила Эмма.
– Он хотел, чтобы я сообщил об этом вам лично, Эмма. Он не желал, чтобы вы были одна в такой момент…
– Когда умер Пол? – перебила его Эмма, сердце ее болезненно сжалось.
– Его тело обнаружили в воскресенье ночью, то есть ранним утром в понедельник по нашему времени. Мэл стал звонить мне тотчас же, как прибыл в дом. Он понял, что не сможет утаить это от прессы, так как полиция должна была…
– Полиция!? – удивленно воскликнула Эмма. – Что вы этим хотите сказать? При чем здесь полиция?
Генри смущенно посмотрел на Фрэнка. Они обменялись встревоженными взглядами и промолчали. Фрэнку не хотелось говорить Эмме правду, но он не находил подходящих слов. Решив, что надо сразу покончить с этим, он тихо произнес:
– Пол покончил с собой, Эмма.
– О, Боже! Нет, это неправда! Я не верю тебе. Пол не мог так поступить. Никогда! – вскричала Эмма.
– Боюсь, что это правда, – сказал Фрэнк и обнял сестру за плечи. Эмма мотала головой из стороны в сторону, все еще отказываясь верить тому, что произошло. Она съежилась в кресле.
– Как он?..
Она замолчала, будучи не в силах выговорить то, что хотела спросить.
Фрэнк сквозь сжатые зубы проговорил:
– Он застрелился.
Но не смог заставить себя сказать ей, что Пол выстрелил себе в сердце.
– Нет, – пронзительно вскричала Эмма, теряя контроль над собой. – Это неправда! – прошептала она. Слезы душили ее, она судорожно сжимала руки, не отрывая горестного взгляда от Генри.
Он печально кивнул головой.
– Это правда, Эмма.
– Нет, нет! – все громче вскрикивала она. – О Боже! Пол! Пол! Мой дорогой, зачем?
Голос ее пресекся и слезы хлынули из глаз. Она оттолкнула Фрэнка и встала посреди комнаты, раскинув руки, как будто ища Пола, чтобы обнять его и прижать к груди. Фрэнк подскочил к ней и, взяв за руку, увлек ее обратно к дивану.
– Сядь, Эмма, ну, пожалуйста, моя дорогая.
Уинстон тоже немедленно поднялся с места и прошел через комнату, тоскливо думая о том, где Эмме взять силы, чтобы пережить эту ужасную трагедию. Он налил бокал бренди и подал его сестре.
– Выпей это, наша Эмма. Выпей, любимая. Мы здесь, с тобой.
Эмма приняла у него бокал двумя дрожащими руками и торопливо залпом выпила бренди.
– Я должна знать все. Пожалуйста, Фрэнк, ты должен мне рассказать, я, наконец, должна узнать правду. Иначе я просто сойду с ума.
Фрэнк встревожился.
– У меня с собой есть сообщение „Юнайтед Пресс”, Эмма, но я не уверен, следует ли…
– Да, следует. Ты должен, я умоляю тебя.
– Мне кажется, что лучше сообщить Эмме все факты, Фрэнк, – вмешался Уинстон, стараясь казаться спокойным. – Она не успокоится, пока не будет все знать до мельчайших подробностей. Как не больно это слышать, ты должен ей рассказать все.
Фрэнк кивнул, достал из кармана лист бумаги и принялся медленно, печальным голосом читать:
„Пол Макгилл, один из самых известных австралийских промышленников поздним вечером в воскресенье был найден застрелившимся в своем доме в Сиднее. М-р Макгилл, которому было пятьдесят девять лет, четыре месяца назад попал в автомобильную катастрофу, после чего был парализован ниже пояса. После выписки из госпиталя м-р Макгилл был прикован к инвалидной коляске. Врачи убеждены, что он покончил с собой в приступе острой депрессии, безусловно вызванной его состоянием. Никакой предсмертной записки не было найдено. М-р Макгилл, проживавший последние семнадцать лет преимущественно в Лондоне, был единственным сыном Брюса Макгилла и внуком Эндрю Макгилла, основателя одной из самых богатых и могущественных династий в Австралии. Шотландский моряк капитан Эндрю Макгилл основал в 1852 году в Кунэмбле семейную овцеводческую ферму „Данун", ставшую крупнейшей и самой процветающей в Новом Южном Уэлсе, и которую после смерти своего отца в 1919 году унаследовал Пол Макгилл. М-р Макгилл, считавшийся одним из богатейших людей мира, был председателем правлений многих крупных австралийских компаний, включая овцеводческую компанию „Макгилл Корпорэйшн", „Макгилл энд Смитсон риал эстейт", „Макгилл майнинг корпорейшн", „Макгилл Коул компани"[13]. Он также являлся председателем правления нефтяной компании „Сайтекс ойл корпорейшн оф Америка" со штаб-квартирой в Техасе, США, председателем и исполнительным директором компании „Макгилл – Мэрриотт мэритайм", владеющей одним из крупнейших в мире танкерным флотом.
Фрэнк сделал паузу.
– Здесь еще много о бизнесе Пола, его военных заслугах, о его образовании. Ты хочешь все это выслушать, Эмма?
– Нет, – прошептала она и с несчастным видом обратилась к Генри.
– Почему он не сказал мне о том, что парализован? О своем лице. Я бы немедленно поехала к нему. Он должен был все мне рассказать, Генри.
Слезы, собираясь в уголках ее глаз, медленно катились по щекам.
– Неужели он думал, что его состояние имело для меня какое-то значение? Я обязана была быть рядом с ним!
Эмма разрыдалась.
– Я же любила его.
Сочувствующим тоном Генри произнес:
– Мэл уговаривал его послать за вами, но вы же знаете, каким гордым и упрямым мог быть Пол. Он был неумолим. Мэл говорит, что Пол не хотел, чтобы вы видели его в таком состоянии и даже знали о том, как он серьезно пострадал в аварии. Он не желал быть вам обузой.
Эмма лишилась дара речи. „Не быть для меня обузой! – подумала она. – Но я же любила его больше жизни. О, Пол, как ты мог держать меня вдали от себя именно тогда, когда ты больше всего нуждался во мне”.
Эмме показалось, что весь мир замер вокруг нее. В комнате стояла тишина, и лишь слабое тиканье часов доносилось с полки над камином. Она взглянула вниз на огромный фамильный изумруд Макгиллов, сиявший у нее на пальце рядом с обручальным кольцом, подаренный ей Полом, когда родилась Дэзи. Стекавшие со щек слезы капали ей на руки, заливали кольца. Ей вспомнились слова Пола, сказанные им в тот день. „Только смерть разлучит нас”, – сказал он тогда. Сердце дрогнуло и тяжело повернулось у нее в груди. Эмма подняла голову и поглядела вокруг, испытывая страшную боль и странное оцепенение во всем теле. Ей показалось, что она тоже парализована и никогда не сможет пошевелиться. Боль нарастала, и она с ужасом ясно поняла, что ей больше никогда не избавиться от этой боли. „Я не смогу жить без него, – подумала Эмма. – В нем была вся моя жизнь. Больше у меня ничего не осталось – только бесконечные пустые годы впереди до самой смерти”.