Неистинное, мирское состродание?
Сострадание - это высокое чувство. Лучший способ проявить сострадание для нас - это всегда думать о том, как уберечь людей от грубой ошибки отождествления себя с телом и помочь им познать свою духовную природу, ибо только так они смогут испытать подлинное счастье. Это требует от нас невероятной самоотверженности, неустанных усилий, а также глубокого сознания Кришны и устойчивости в духовной практике.
Однако в своем стремлении к идеалу мы зачастую пренебрегаем такими естественными человеческими чувствами, как доброта и забота, а ведь именно они являются качествами сострадательного сердца. Иногда у преданных даже возникает опасение, что очень много доброты и заботы - это признак мирского сострадания и того, что мы отклонились от своей духовной миссии. В «Бхагавад-гите» Шрила Прабхупада проводит четкую грань между мирским и духовным состраданием. В «Бхагавад-гите» сказано: «Когда сын Кунти, Арджуна, увидел на поле битвы всех своих друзей и родственников, сердце его преисполнилось состраданием, и он произнес такие слова… „О Кришна, видя перед собой друзей и родственников, горящих желанием сражаться, я чувствую, как у меня подкашиваются ноги, а во рту пересыхает”» (Б.-г., 1.27-28). В комментарии Шрила Прабхупада пишет:
Тот, кто по-настоящему предан Господу, обладает всеми добродетелями святых и полубогов, тогда как непреданные, сколь бы образованны и культурны с материальной точки зрения они ни были, лишены этих возвышенных качеств. Поэтому, когда Арджуна увидел на поле боя своих сородичей, друзей и членов своей семьи, он преисполнился состраданием к ним, решившим воевать друг с другом. К своим воинам он испытывал сострадание с самого начала, но сейчас он проникся жалостью даже к воинам вражеской армии, предвидя их неминуемую гибель. При мысли об этом его охватила дрожь и у него пересохло в горле. Их воинственный дух оказался в какой-то степени неожиданностью для Арджуны. Почти весь его род, все кровные родственники пришли сюда, чтобы сражаться с ним. Для такого добросердечного преданного, как Арджуна, это было ударом. Хоть здесь и не сказано об этом, нетрудно себе представить, что Арджуна не только чувствовал дрожь в теле и сухость во рту, но также плакал от сострадания. Все это свидетельствовало не о слабости Арджуны, а о его доброте, присущей чистым преданным Господа.
" Бхагавад-гита, 1.27-28, комментарий
Далее Шрила Прабхупада отмечает, что «столь добрый и мягкосердечный человек, занятый преданным служением Господу, достоин того, чтобы получить духовное знание» (Б.-г., 1.46, ком.).
Однако в следующей главе Шрила Прабхупада называет сострадание Арджуны мирским. «Санджая сказал: „Увидев, что Арджуна охвачен состраданием и скорбью, а глаза его полны слез, Мадхусудана, Кришна, произнес такие слова”» (Б.-г., 2.1).
В комментарии говорится:
«Мирское сострадание, скорбь и слезы выдают человека, забывшего свою истинную, духовную природу. Тот, кто сознает свою духовную природу, проявляет сострадание к вечной душе. В этом стихе примечательно слово Мадхусудана. Некогда Господь Кришна убил демона Мадху, и теперь Арджуна хочет, чтобы Кришна уничтожил демона сомнений, который завладел Арджуной и мешает ему исполнять долг. Люди не знают, на что следует направлять свое сострадание. Какой смысл сострадать одежде утопающего? Человека, тонущего в океане неведения, нельзя спасти, пытаясь вытащить его одежду, то есть спасая его материальное тело. Того, кто не знает об этом и скорбит об одежде, называют шудрой - человеком, который скорбит напрасно. Арджуна был кшатрием, и ему не подобало вести себя таким образом. Поэтому Господь Кришна решил развеять его скорбь, вызванную невежеством, и именно с этой целью Он поведал «Бхагавад-гиту».
Уже много лет подобные комментарии заставляют преданных задумываться о том, что ими руководит -духовный опыт или мирское сострадание. Если сострадание Арджуны к своим родственникам и учителям, стоящим перед ним на поле боя, было мирским и Кришне даже пришлось строго отчитать его за это («О Арджуна, как могла эта скверна одолеть тебя? Такое поведение недостойно того, кто знает истинную цель жизни, Оно приведет человека не в рай, а к бесславию. О сын Притхи, не поддавайся унизительному малодушию. Оно не подобает тебе. Вырви из сердца эту постыдную слабость и воспрянь, о герой, карающий врагов»), что же говорить о наших собственных чувствах к окружающим и наших попытках быть дружелюбными? Стремясь действовать на духовном уровне (до которого мы, возможно, еще не доросли), мы порой настолько тщательно взвешиваем свои мотивы, что забываем об элементарной вежливости. Никому из нас не казалось, что наши нужды и желания более важны, чем нужды и желания остальных, просто потому, что мы преданные? А по отношению к другим преданным никто из нас не испытывал таких чувств?
В ИССКОН иногда возникает анекдотичная ситуация, которая, на мой взгляд, отражает эту двойственность. Речь идет о затянувшейся лекции по «Шримад-Бхагаватам». В храм приезжает известный санньяси, и его просят прочитать лекцию. Через десять минут после того, как лекция должна была подойти к концу, санньяси спрашивает: «Во сколько у вас обычно заканчивается лекция?»
- Махараджа, уже десять минут как лекция должна была закончиться. Преданным пора завтракать.
Санньяси отшучивается: «Тогда я больше не буду морить преданных голодом». Однако видно, что ему не хочется завершать лекцию: «Я еще многое мог бы рассказать вам об играх Господа Чайтаньи…». Обычно после этого лекция продолжается еще минут десять-двадцать.
Анекдотичность этой ситуации в том, что мы считаем лектора сострадательным, поскольку его выступление длилось всего сорок минут, ведь он мог бы говорить и три часа! Такое положение вызывает у нас улыбку, так мы воспитаны на высоких идеалах. Махараджа Парикшит, например, слушал «Шримад-Бхагаватам» семь дней подряд. Все это время он ничего не ел, не пил и не спал, настолько силен был его вкус к кришна-катхе. Мы же с трудом высиживаем часовую лекцию. Одни винят в этом самих себя, а другие - лектора, но как бы там ни было, ясно одно: мы не Махараджа Парикшит и не Шукадева Госвами.
Итак, можно ли назвать мирским сострадание к преданным, которые сидят на лекции уже несколько часов? Наверняка им душно и неудобно сидеть. Время завтрака, скорее всего, уже прошло, и они проголодались, а может быть, им уже пора приступать к служению. Нужно ли несмотря на это продолжать лекцию, в надежде на то, что это возвысит всех нас? Будет ли это проявлением большей духовности? Вопрос может показаться смешным, но лишь на первый взгляд. Перед нами пример того, как можно слишком увлечься идеалом, до которого мы еще не доросли.
Я могу проиллюстрировать ту же идею другим примером. Некоторое время назад, в гостях у одного преданного в Тринидаде, я увидел значок с надписью: «Сделай мне сегодня одолжение: не суйся в мои дела!» Чем больше я размышлял об этой надписи, тем яснее мне становилось, что воздержание от вмешательства в чужую жизнь - это тоже вид сострадания. Если мы научимся избегать попыток судить других, прикладывая к ним собственные мерки, и, что еще важнее, попыток заставить других делать то, что мы хотим (даже под предлогом заботы о них), это и будет состраданием. Чтобы не быть навязчивым, требуется смирение. Смирение, а также доброта и вежливость - это те качества, которые помогают нам развить в себе истинное сострадание. Нежелание вмешиваться в чужие дела иногда можно принять за равнодушие (качество, противоположное состраданию), но в действительности это проявление доброты - позволить другим жить своей жизнью, развивая личные взаимоотношения с Кришной и по-своему служа Ему. Если в этом смысле наше отношение к окружающим будет основано на смирении и уважении, нам будет проще по-настоящему помочь другим, когда им это потребуется.
Томас Мертон называл людей, не пытающихся обуздать свою склонность порицать и контролировать других, «религиозными узурпаторами». Применительно к организации это означает, что человек называет себя представителем Бога и требует, чтобы остальные подчинялись ему, независимо от своих индивидуальных склонностей. Такое отношение не только самонадеянно, но и бессердечно, поскольку не позволяет другим выражать себя так, как они считают нужным. Те, кто живет в храме, должны уважать старших, повиноваться гуру и сотрудничать с руководством храма. Религиозный узурпатор - это либо сам себя назначивший руководитель или опекун, либо человек, который действительно облечен властью, но превышает свои полномочия, вмешиваясь в чужую жизнь.