Эрнст Теодор Амадей Гофман
Состязание певцов
В ту пору, когда встречаются между собой Весна и Зима, в ночь весеннего равноденствия некто одиноко сидел в комнате перед раскрытою книгою. То был трактат Иоганна Кристофа Вагензейля «О прельстительном искусстве мейстерзингеров».
За окном шумела буря, ветер гонял листья по голым полям и лугам, прощально гудел в печных дымовых трубах, тяжелые капли дождя били в окна, стекла звенели, а полная луна заглядывала в дом, и лучи ее играли и плясали на стенах, словно бледные призраки. Однако некто не обращал на это ни малейшего внимания, но, закрыв книгу, в глубокой задумчивости, целиком захваченный волшебными картинами минувших дней, смотрел в огонь, что, разбрасывая искры, потрескивал в камине. Словно какое-то неведомое существо набрасывало покрывало за покрывалом на того, кто сидел у камина, — сумерки вокруг него все сгущались, туман становился непроглядным. Потрескивание дров в камине, неумолчный шум бури за окном неприметно обращались в нежный шепот, тончайший свист. И внутренний голос изрек:
— То Сон плавно взмахивает своими кроткими крылами, прижимаясь, дитя любящее, к груди человека. Сладким своим поцелуем он будит внутренний зрак, и зрит человек прелестнейшие образы высшей жизни, блестящей и величественной.
Сверкнула молния, свет которой был невыносимо ярок, — некто, укутанный в покрывала, открыл глаза, но уже не было ни покрывал, ни туманов, ни облаков вокруг него, ничто не мешало ему смотреть. Он лежал на цветущем лугу, тесно обступили его со всех сторон деревья, лес был прекрасен, ночь густа. Ручьи шумели, кусты переговаривались между собой, вели тайные любовные речи, но не заглушали нежной жалобы соловья. Под утро поднялся ветерок; разгоняя последние облака, он проложил путь ярким, светлым лучам солнца. Вскоре солнце засверкало на нежной листве деревьев, и проснулись спавшие птички, которые стали порхать и скакать с ветки на ветку, обмениваясь веселыми трелями. Вдалеке раздались веселые звуки охотничьих рогов, дикие звери пробуждались в страхе, стряхивая с себя сон, олени и лани умными глазами своими с любопытством всматривались в того, кто лежал на траве, а потом с тревогой прыскали в глубину чащи. Умолкли рога, но тут послышались звуки арф и голоса, и сливались они в столь упоительную гармонию, что напоминали музыку сфер. Охотники — в руках копья, блестевшие на солнце рога за спиной — выехали из глубины леса, за ними, на буланом коне, статный господин в княжеской мантии старонемецкого покроя, рядом с ним, на иноходце, дама ослепительной красоты, в драгоценных украшениях. А за ними на шести прекрасных конях разной масти шесть мужей, одежда и многозначительные лики которых указывали на давно прошедшие времена. Поводья лежали, брошенные, на шеях коней, а мужи держали в руках лютни да арфы чудесными звонкими голосами они пели, пока лошади их, укрощенные чарами сладчайшей музыки, плавно гарцевали по лесной дороге следом за княжеской четой. Иной раз в пении ненадолго наступала пауза, а тогда охотники трубили в рога, ликующе раздавалось ржанье коней, и радость била через край. Пажи и слуги в богатых одеждах завершали торжественное шествие, так все проследовали в чащобу и исчезли из виду.
Некто же, кого странный и чудесный вид сей привел в крайнее изумление, вскочил на ноги и воскликнул в безмерном восторге:
— Боже правый! Неужели старинные прекрасные времена восстали из гроба?! Кто же были эти прекрасные люди?
И тут позади него раздался глубокий бас:
— Что же вы, милостивый господин мой, не узнаете тех, кого заключили в мысли свои, в память свою?
Он обернулся и увидел солидного господина, вид которого был суров и на голове которого сидел завитой парик. Одет он был исключительно в черное, как то было заведено в году MDMLXXX нашего летосчисления. Он скоро признал в нем старого ученого, профессора Иоганна Кристофа Вагензейля, который продолжал говорить таковые слова:
— Вы сразу же могли бы понять, что статный господин в княжеской мантии — это могучий ландграф Герман Тюрингенский, что рядом с ним звезда тюрингенского двора, благородная графиня Матильда, совсем юная вдова усопшего в преклонном возрасте графа Куно Фалькенштейна. А шесть мужей, что ехали на конях вслед за ними, распевая и касаясь перстами арф и лютен, — это шесть высоких мастеров пения, которых призвал ко двору благородный ландграф, всею душою и телом преданный прелестному искусству пения. Сейчас начнется охота, а потом мастера-певцы соберутся на прекрасном лугу посреди леса и начнется между ними состязание в пении. Мы и отправимся туда, чтобы прибыть вовремя, пока не кончилась охота.