— Любезнейший мастер Клингзор, — отвечал Вольфрамб фон Эшинбах, — быть может, песни мои и удались мне сегодня лучше обычного, ибо радость и ликование обрелись в душе моей, но не дай бог мне ставить себя над вами. Верно, душа ваша не могла сегодня раскрыться. Ведь бывает и так, что человек стонет под тяжким бременем забот. Так тяжелый туман покрывает порой поля и луга, и цветы не могут поднять от земли свои яркие головки. Однако если сегодня вы объявляете себя побежденным, то я все же услышал в ваших песнях много прекрасного, и кто знает, наверное вы победите завтра.
Мастер Клингзор заговорил:
— К чему эта набожная скромность!
А потом живо вскочил на ноги, повернулся спиной к Вольфрамбу и, подойдя к высокому окну, долго всматривался в бледные лучи месяца, падавшие на землю.
Так продолжалось несколько минут, потом Клингзор обернулся, решительно подошел к Вольфрамбу и громко заговорил, сверкая глазами в неистовом гневе:
— Да, вы правы, Вольфрамб фон Эшинбах! Моя наука повелевает мрачным силам, и характеры наши таковы, что нам обоим не жить в мире. Вы победили меня, однако следующей ночью к вам явится некто по имени Назия. С ним и состязайтесь, да смотрите, как бы он не одолел вас!..
С этими словами мастер Клингзор выбежал на улицу и был таков.
Назия навещает ночью Вольфрамба фон Эшинбаха
Вольфрамб проживал в Эйзенахе у одного горожанина по имени Готтшальк, в доме напротив хлебных амбаров. Готтшальк был человеком благочестивым, добрым, своего гостя он высоко чтил. Случилось так, что хотя Клингзор и Эшинбах и пели, сидя в кабачке, в одиночестве, думая, что никто не слышит их песнопений, все же нашлись люди, которые ухитрились все до последнего слова подслушать. Надо думать, то был кто-нибудь из юных учеников пения, которые следовали по пятам за знаменитым мастером, стремясь не пропустить мимо ушей ни одного произнесенного им слова. По всему Эйзенаху прошел слух, что Вольфрамб фон Эшинбах победил в состязании славного мастера Клингзора, прослышал о том и Готтшальк. С радостью на лице вбежал он к гостю и стал расспрашивать его, как же так произошло, что неприступный мастер согласился состязаться с ним в подвальчике ратуши. Вольфрамб рассказал все как было, не утаив и того, что мастер Клингзор пригрозил прислать некоего Назию, с которым Вольфрамбу предстоит еще состязаться в пении. Тут Готтшальк побледнел от ужаса, всплеснул руками и упавшим голосом промолвил:
— О боже, боже! Да разве не знаете вы, любезный государь мой, что мастер Клингзор водится со злыми духами, которые покорно исполняют его волю. Хельгрефе, в доме которого остановился мастер Клингзор, рассказывает своим соседям настоящие чудеса о том, что он там творит. По ночам у него собирается большая компания, хотя в дом никто не входит: они поют, и все так странно, начинается какая-то возня, в окнах виден ослепительный свет. Ах, быть может, этот Назия сам враг рода человеческого, который явится, чтобы погубить вас. Отправляйтесь-ка, любезный государь мой, в путь, не дожидаясь его. Умоляю вас, уезжайте!
— Что вы, дорогой хозяин мой, — возражал ему Вольфрамб. — Разве могу я отказаться, если меня вызвали состязаться в пении? Робеть не в натуре мейстерзингеров. Злой ли дух этот Назия или нет, я спокойно жду его. Быть может, он своими ахеронтскими песнями и перекричит меня, но напрасны будут его попытки околдовать и соблазнить мою бессмертную душу.
— Знаю, знаю ваше мужество, — сказал Готтшальк, — знаю, что и сам черт вам не страшен. Уж если вы решили остаться, то пусть ночует с вами Иона, мой работник. Это человек и набожный, и сильный, с крепкими кулаками, а пение ему не повредит. Если, случись, вы обессилите, слушая дьявольские байки, или вам сделается дурно, так Иона призовет нас на помощь, и мы будем тут как тут, со святой водою и с освященными свечами. Говорят еще, дьявол не любит запаха мускуса, так мускус есть в маленькой ладанке, которую раньше носил на груди один капуцин. Приготовлю и мускус, и как только Иона крикнет, тут же начну кадить так, что мастер Назия задохнется и подавится своей песнью.
Слыша эти добродушные речи заботливого хозяина, Эшинбах улыбнулся и сказал ему, что ко всему готов и уж как-нибудь не подкачает. А Иона, человек набожный и сильный, с крепкими кулаками, с которым, конечно, не совладать ни одному певцу, пусть на всякий случай спит в его комнате.