Скрытый проход обнаружился справа – замаскированный под книжный шкаф самого что ни на есть болезненного вида. Книжки, надо признать, тоже намекали, что их лучше не трогать. Один только иллюстрированный справочник паразитов чего стоил.
Роб сдвинул шкаф в сторону, какое-то время глазел на открывшуюся темноту, а потом нырнул в нее. Опаленные полки, притянутые пружинами, вернулись на место. Силясь что-либо разглядеть, Роб потянулся к мутному источнику света. И бог всех розыгрышей явил чудо.
Голова Роба волшебным образом попала в ту самую банку.
Здесь же, во тьме, находился крошечный стульчик, на котором шутник, прячась за бутафорским камином, с противным хихиканьем дожидался своих жертв. Свободное пространство внутри банки позволяло вертеть головой и гримасничать, не боясь прилипнуть носом или щеками к стеклу. Жидкость, что якобы наполняла банку, на деле находилась внутри ее стенок, создавая для стороннего наблюдателя иллюзию заполненности.
Хохотнув, Роб торопливо полез в секретный проход, напрочь позабыв о том, что ему влетит, если он опять испачкает футболку или шорты. Перевел смартфон в беззвучный режим и нырнул головой в банку. Захихикал. С минуты на минуту должны были подойти Данила и Вэл.
– Это месть, детки, – прошептал Роб, едва не захлебываясь от смеха, бившего прямо в нос. – Нет-нет, это розыгрыш, простите. Или месть? – Он рассмеялся, наслаждаясь крошечной властью шутника.
Разумеется, Роб не планировал мстить друзьям. Да и за что? За то, что вчера отказались шляться с ним по почерневшему берегу? Отказались – и ладно. Тем хуже для них. А насколько хуже – они и сами узнают.
Роб так размечтался о предстоящем розыгрыше, что не заметил, как в кафе раздались голоса. Чтобы не зайтись в булькающем хохоте раньше времени, пришлось вспомнить скучнейший фильм про венгерского почтальона-астронома, посмотренный с отцом прошлым месяцем. Когда смех наконец прекратил щекотать лицо, Роб чуть вывалил язык и уставился перед собой ничего не выражающим взглядом.
Однако зашли в комнату отнюдь не приятели.
2
Первым ввалился крупный обладатель гавайки в узорах из ананасов. В складках его шеи чернела мошка, а мышцы лица словно пытались стянуться к ямочке верхней губы. Взглянув сквозь дыру в кровле на небо, неизвестный с мычанием откинул балку, решив не выискивать по карманам такую мелочь, как гибкость.
– Готово, – оповестил он. – Тащи его.
В комнату проник еще один здоровяк – и тоже в гавайке, но уже с хаотичным рисунком бананов. Тот же бритый череп. То же мясистое лицо, покрытое каплями пота, будто сиропом. Даже белые брюки были точной копией тех, что обтягивали толстые ноги первого субъекта.
«Охохонюшки, близнецы-мутанты», – подумал Роб, напрочь позабыв о том, в каком положении находится.
Затаив дыхание, он смотрел, как братья вталкивают в комнату кого-то тщедушного и хрупкого, будто наспех склеенную вазу. Глядя на дешевые штаны, рубашку с галстуком и бегающий кадык, Роб решил, что этот третий – второсортный клерк, вроде разносчика офисной почты. Стекло банки было чуть помутневшим, а жидкость всё округляла, однако это не мешало вести наблюдение.
– Ну что, Максимка, уверен, что хочешь этого? – спросил первый здоровяк, которого Роб окрестил про себя Ананасовой Рубашкой.
Клерк торопливо закивал:
– Один раз – минус двадцать тысяч, верно?
– Илюня, может, пусть будут все тридцать? – Банановая Рубашка взглянул на брата.
«"Илюня"? – Роб внутренне поморщился. – Господи, что за тупое имя».
– А пусть будут все тридцать. – Илюня почесал живот. Гавайка с ананасами задралась, показав черную рукоять пистолета, небрежно воткнутого за пояс брюк. – Чего нет-то? Мы ж добрые. Матерь божья, а это что?
Взгляды троицы сошлись на банке и ее «экспонате».
Роб моментально взмок, боясь пошевелиться. Страшное осознание прострочило каждую клеточку тела: он не мог вспомнить гримасу, с которой встретил эту странную компашку. Он даже не был уверен, что в эту самую секунду не улыбался от страха.
– Гляди-ка, голова! – воскликнул Илюня. – Вроде как испуганная, да? Что там написано, Иваха?
Иваха, распрощавшись с огульным прозвищем Банановая Рубашка, полученным от Роба, приблизился к банке. Глаза здоровяка, такие же здоровенные, как и всё остальное, расширились от восторга.
– «Сосуд с головой». Нет, ну ты подумай: со-суд! Да не абы какой, а с целой головой! Головищей! Вот так вещица, мать ее в душу! Интересно, башка – настоящая? Такую штуку не грех и дома поставить.
– Поставишь-поставишь. Но потом барахло, чур, выбираю я. И приносим по одной вещи за раз, а не как с теми кроличьими головами.