— Похоже, что у него острый аппендицит, — сказал он.
— Ты не можешь ехать, Оуэн, — заявила сестра.
— Но нельзя же допустить, чтобы человек умер.
У Джонса была высокая температура и очень болела голова. Ночью он бредил, глаза его лихорадочно блестели, сестра видела, что и сейчас он с трудом сохраняет сознание.
— В таком состоянии ты не способен оперировать.
— Да, я не смогу. Пусть Хасан едет.
Туземец Хасан был у них аптекарем.
— Ты не можешь доверить это Хасану. Да он и сам никогда не отважится. И туземцы ему не позволят. Я сама поеду. А Хасан будет ухаживать за тобой.
— Разве ты сумеешь удалить аппендикс?
— Почему бы нет? Я видела, как ты удалял. И сама делала множество небольших операций.
Джоне почувствовал, что у него темнеет в глазах, и он перестает понимать сестру.
— Пойдет моторная лодка?
— Нет, оттуда прибыли посланцы на праху. И я смогу отправиться с ними.
— Куда отправиться?
Она видела, что у брата все смешалось в голове и он уже не понимает, о чем идет речь. Ласково положив руку на его пылающий лоб, она дала ему лекарство. Он что-то забормотал, и было ясно, что он опять в бреду. Мисс Джонс очень тревожилась за брата, но она знала, что болезнь не опасна и что его можно оставить на попечении туземца-аптекаря и слуги, который помогал ей ухаживать за больным. Неслышно выскользнув из комнаты, она уложила в сумку дорожные вещи. А небольшой ящичек с хирургическими инструментами и анестезирующими средствами был у них всегда наготове. Передав сумку и ящичек посланцам с Мапутити, мисс Джонс наказала аптекарю, чтобы он сообщил брату, когда тот придет в себя, куда она отправилась. И чтобы брат ни в коем случае не беспокоился о ней. После чего, надев тропический шлем, она, не мешкая, двинулась в путь.
До деревни, где находилась пристань, было около полумили. Мисс Джонс торопливо зашагала и вскоре увидела в конце пристани ожидавшую их праху с шестью гребцами. Она села на корме, и туземцы тотчас взмахнули веслами, сильно загребая. В заливе, огражденном рифами, вода была спокойной, но когда они вышли в открытое море, их встретила большая волна. Мисс Джонс были не в новинку беспокойные морские путешествия, и она, как всегда, была уверена в надежности праху. Со знойного неба немилосердно жгло полуденное солнце. Но она вряд ли что-нибудь замечала, терзаемая мыслью о том, что надо успеть прибыть до наступления темноты. Иначе, если потребуется немедленная операция, то ее придется делать при свете фонаря «молния».
Мисс Джонс было далеко за сорок. Ничто в ее облике не говорило о той решимости, которую она только что выказала. Во всей ее фигуре и походке была какая-то странная шаткость, словно ее качает от любого ветерка. Это даже походило на кривлянье. И та сила характера в ней, с которой вы сталкивались, представлялась просто невероятной. Была она высока ростом, плоскогруда и худа, как палка. Вытянутое лицо ее было болезненно бледным, тонкий нос длинным и обычно красноватым. Темные волосы она гладко зачесывала назад, а маленькие серые глазки были у нее так близко посажены, что придавали ей сварливый вид. Она часто страдала от заболевания тропическим лишаем и то и дело мучилась от несварения желудка. Жила она с непоколебимым убеждением в том, что наш мир греховен, а люди отвратительно порочны. И если ей удавалось найти хотя бы крошечный пример благочестия, она со скромной гордостью указывала на него, подобно фокуснику, вытаскивающему из своей шляпы живого кролика. Вообще-то говоря, мисс Джонс все же была сведуща, находчива и быстра в своих решениях. Прибыв на Мапутити, она увидела, что нельзя терять ни минуты, чтобы спасти жизнь больного. С большими трудностями, показав одному из туземцев, как делать анестезию, она оперировала больного и три дня в тревоге не отходила от него. Все обошлось хорошо, и она даже подумала, что и брат не сделал бы операцию лучше.
Мисс Джонс пробыла на Мапутити до того дня, когда уже можно было снять швы, наложенные больному. Она тешила себя тем, что и здесь не теряла даром времени: осмотрела туземцев, нуждавшихся во врачебной помощи, укрепила в вере маленькую группу обращенных в христианство, предостерегла нерадивых и распущенных и посеяла добрые к семена там, где могли взойти всходы благодати божьей.
Моторная лодка, которая должна была зайти на Мапутити с одного из соседних островов, задержалась и пришла в этот день позже обычного. Тем не менее, было решено, что к полуночи они смогут дойти к Бару, так как сейчас стоит полная луна.
Кроме вещей, на моторную лодку погрузили мешки с копрой, но мисс Джонс была привычна к ее сильному запаху. Как смогла, она поудобней устроилась на палубе и ожидала отплытия. Провожавшие ее туземцы в который уж раз повторяли свою благодарность, когда неожиданно из-за пальмовых деревьев, окружавших эту прибрежную деревеньку, появилась еще одна группа туземцев. Среди них мисс Джонс заметила одного белого с длинными рыжими волосами. На нем был тюремный саронг и баджу[7]. Она сразу же узнала Рыжего Теда. Его сопровождал полицейский. Они пожали друг другу руки, потом Рыжий Тед попрощался за руку с остальными туземцами, которые передали ему на лодку связку плодов и большой кувшин (как тут же догадалась мисс Джонс, с рисовой водкой местного изготовления). К своему крайнему удивлению, мисс Джонс обнаружила, что он, оказывается, тоже едет с ней. Его срок кончился, и пришло указание отправить его с этой лодкой на остров Бару. Взойдя на палубу, Рыжий Тед бросил быстрый взгляд на мисс Джонс — она, конечно, тотчас отвернулась, — но не поздоровался с ней. Моторист запустил двигатель, и они тронулись по протоке, ведущей к выходу из лагуны. Рыжий Тед уселся на мешках с копрой и закурил сигарету.