Стервятники, вычистившие дом, забыли заглянуть в шкаф. На вешалках все еще висели платья и пальто Мими, пропахшие нафталином. Похоже, их никто не надевал с тех пор, как Сюзанна последний раз заглядывала в эту сокровищницу. При этой мысли она кое-что вспомнила и наклонилась, говоря себе, что глупо искать здесь ее подарок – и зная,что он тут.
Ее странное предчувствие оправдалось. Там, среди свертков и старых туфель лежало что-то, завернутое в коричневую бумагу и помеченное ее именем. Подарок нашел ее, пусть и через много лет.
Ее руки начали дрожать. Узел на ленте, которой был завязан предмет, задержал ее на целую минуту. Наконец она развернула бумагу.
Это оказалась книга. Не новая, судя по пожелтевшей бумаге, но в красивом кожаном переплете. К ее удивлению, книга была на немецком. На титуле значилось «Geschichten der Geheimen Qrte», что она приблизительно перевела как «Истории о потаенных краях». Но даже если бы она не знала этого, по иллюстрациям можно было понять, что это книга сказок.
Она уселась на ступеньку и стала изучать фолиант более внимательно. Все истории были знакомыми; она сотни раз встречала их в том или ином виде – как мультфильмы, как ученые исследования, как материал психоанализа. Но их очарование не могли разрушить ни наука, ни коммерция. Ребенок в ней жаждал услышать эти сказки снова, хотя она знала в них каждый сюжетный извив и вспоминала конец еще до того, как прочитана первая строчка. Но разве это плохо?
Жизнь преподавала ей немало уроков, и большинство их были суровыми. А эти сказки учили другому. Вовсе не казалось странным, что смерть похожа на сон, но что от этого сна можно пробудить простым поцелуем – это было знание другого порядка. Она говорила себе, что это просто выдача желаемого за действительное. Ни один волк, если ему разрезать брюхо, не отпускал своих жертв живыми и невредимыми. Золушки не превращаются в принцесс, а зло не развеивается от одних лишь доброты и благородства. Конечно же, это выдумка, над которой посмеется любой прагматик.
Но эти сказки увлекли ее, как могут увлекать реальныевещи. Она не проливала над ними слез умиления – они были грубы, даже жестоки. Если и было о чем плакать, так это о детской вере в чудеса, от которой она избавилась вместе с детскими страхами и разочарованиями; о мире, полном тайн, который она покинула и никогда уже туда не вернется.
Кроме того, в сказках она нашла образы, помогающие ей преодолеть охватившее ее смятение. Вернувшись в Ливерпуль, она испытала настоящий шок, все ее представления о мире пришли в беспорядок. Но на страницах книги она нашла мир, где не было ничего устойчивого, где властвовала магия. И этот мир не показался ей неуютным; она могла даже представить себя его обитательницей.
Раньше ей мешал думать об этом ее прагматизм. Перед лицом жизненных испытаний лучшим выходом было сохранять спокойствие. Она оставалась спокойной даже после смерти родителей, сумев погрузиться в какие-то мелкие бытовые заботы.
Но теперь, перед этой книгой, полной неясностей и двусмысленностей, ее прагматизм не стоил и ломаного гроша. Из мира, учившего ее спокойствию и компромиссу, книга вновь звала ее в волшебный лес, где девушки укрощают драконов, и у одной из этих девушек по-прежнему было ее лицо.
Пролистав три-четыре сказки, она вернулась к титулу, разыскивая надпись.
Краткое посвящение «Сюзанне с любовью от М.Л.» соседствовало со странной эпиграммой:
«Das, was man sich vorstellt, braucht man nie zu verlieren».
Она, с ее порядком заржавевшим немецким, с трудом смогла перевести это как:
«То, что можно вообразить, неистребимо».
Думая об этом странном изречении, она вернулась к сказкам, разглядывая иллюстрации, которые сначала показались ей безыскусными, но при ближайшем рассмотрении выявили множество скрытых деталей. Рыбы с человеческими лицами таились под зеркальной гладью озера; двое гостей на пиру обменивались репликами, сгущавшимися в воздухе над их головами; из листвы деревьев выглядывали выжидающие лица.
Время шло незаметно и, пролистав книгу от корки до корки, она склонилась над ней и задремала. Проснувшись, она обнаружила, что ее часы остановились на двух. Огарок свечи рядом с ней давно погас. Она встала, энергично походила по площадке, пока не отошли затекшие конечности, а потом вернулась в спальню за новой свечой.
Отдирая ее от подоконника, она заметила во дворе внизу какое-то движение. Сердце ее так и подпрыгнуло, но она стояла спокойно, чтобы не привлечь к себе внимания, и наблюдала. Когда фигура вышла из тени на освещенный луной участок, она узнала молодого человека, которого видела здесь накануне.
Она пошла вниз, захватив свечу. Ей хотелось поговорить с ним и узнать, почему и от кого он убегал вчера днем.
Когда она вышла во двор, он уже выходил из ворот.
– Подождите, – окликнула она его. – Это я, Сюзанна. Это имя ничего для него не значило, но он остановился.
– Кто?
– Я видела вас вчера. Вы убегали...
Девушка в холле, вспомнил Кэл. Которая заслонила его от Шэдвелла.
– Что с вами? – спросила она.
Вид у него был ужасный: одежда изорвана, лицо в грязи и насколько она могла видеть, в крови.
– Не знаю, – сказал он хрипло. – Я уже ничего не знаю.
– Почему вы не войдете внутрь?
Он продолжал стоять.
– Давно вы здесь? – спросил он.
– Несколько часов.
– И в доме никого нет?
– Кроме меня, никого.
Услышав это, он вошел в дом следом за ней. Она зажгла свечи, и свет подтвердил ее опасения. На лице у него была кровь; и от него пахло чем-то странным и неприятным.
– Здесь есть вода? – спросил он.
– Не знаю. Можно поискать.
Им повезло; водопровод еще не отключили. Кран на кухне гудел и плевался, но в конце концов из него хлынула струя ледяной воды. Кэл стащил куртку и вымыл лицо и руки.
– Я поищу полотенце, – сказала Сюзанна. – Как вас зовут?
– Кэл.
Когда она ушла, он снял рубашку и протер холодной водой грудь и спину. Не успел он закончить, как она вернулась со старой наволочкой.
– Из того, что я нашла, это больше всего похоже на полотенце.
Она поставила в нижней гостиной два уцелевших стула и зажгла свечи. Они сели.
– А почему вы вернулись? – спросила она. – После вчерашнего?
– Я видел здесь кое-что, – неопределенно ответил он. – А вы? Почему вы здесь?
– Это дом моей бабушки. Она в больнице, умирает. Я зашла просто посмотреть.
– А эти двое, которых я видел вчера, – они что, друзья вашей бабушки?
– Очень сомневаюсь. Что они от вас хотели?
Кэл понял, что вступает на зыбкую почву. Как пересказать ей все, что случилось в последние дни?
Трудно объяснить. В смысле, я не уверен, что вы меня правильно поймете.
– Постараюсь.
Он смотрел на свои ладони, как хиромант в поисках будущего. Она разглядывала его: его грудь была исцарапана, как будто он дрался с волками.
Он поднял, наконец, свои голубые глаза, встретился с ее черными и покраснел.
– Вы сказали, что кое-что видели здесь. Можете сказать что?
Это был простой вопрос, и он решил ответить на него. Если она не поверит – это ее проблемы. Но она поверила. Когда он начал описывать ковер, ее глаза расширились.
– Конечно! – воскликнула она. – Ковер!
– Вы знали о нем?
Она рассказала ему про то, что случилось в больнице, и про видение, которое Мими пыталась передать ей.
Его нерешительность окончательно исчезла. Он поведал ей все, с момента бегства голубя. Ковер; Шэдвелл и его пиджак; Иммаколата; ее сестры и их отродья; события на свадьбе и после. Она дополняла его сведения тем, что было известно ей о жизни Мими в этом доме за запертыми дверями, как в осажденной крепости.
– Она, похоже, знала, что рано или поздно за этим ковром кто-то должен прийти.
– Не за ковром, – уточнил Кэл. – За Фугой.
Она увидела, как блеснули его глаза при этом слове, и представила то, о чем он рассказывал: холмы, озера, леса. Ей хотелось спросить: были ли там, среди леса, девушки, укрощавшие драконов песней? Но вместо этого она спросила: