IV
Контакт
Когда Иммаколата шла от дверей отеля к «Мерседесу» Шэдвелла по нагретой солнцем мостовой, она вдруг вскрикнула и закрыла лицо рукой. Темные очки, которые она всегда носила в людных местах Королевства, упали на землю.
Шэдвелл поспешно распахнул дверцу, но она покачала головой.
– Слишком ярко, – прошептала Иммаколата, отступая назад к отелю. Шэдвелл нашел ее в пустом вестибюле и, несмотря на присутствие сестер, ощущавшееся в воздухе, не упустил случая поддержать ее. Он знал, что ей это неприятно, и был рад этому.
Сестры дохнули на него холодным неодобрением, но Иммаколата и сама оправилась настолько, чтобы оградить себя. Увидев ее взгляд, он быстро отдернул руку, чувствуя покалывание в пальцах. Позже он улучит момент и поднесет их к губам.
– Извини, сказал он. – Я забыл.
Из своей комнаты уже спешил дежурный с номером «Спорта» в руках.
– Вам нужна помощь?
– Нет-нет, – быстро сказал Шэдвелл.
Дежурный, однако, смотрел не на него, а на Иммаколату.
– Солнечный удар?
– Наверное, – сказал Шэдвелл. Иммаколата двинулась лестнице, не обращая на них никакого внимания. – Спасибо за ваше участие...
Дежурный с недоуменным видом вернулся к себе, а Шэдвелл подошел к Иммаколате, которая нашла тень; вернее, тень нашла ее.
– Что случилось? Это из-за солнца?
Она не смотрела на него, но все же ответила.
– Я чувствую Фугу, – так тихо, что он скорее догадался, чем услышал. – И еще что-то.
Он подождал, но она молчала. Когда он уже собирался спросить, она продолжила:
– Там, далеко, – и сглотнула, словно избавляясь от чего-то, застрявшего в горле. – Бич...
Бич? Правильно ли он ее понял?
Видимо, Иммаколата почуяла его сомнение.
– Да, Шэдвелл. Он там.
И даже ее незаурядный самоконтроль не смог скрыть дрожь в ее голосе.
– Ты ошибаешься.
Она едва заметно покачала головой.
– Он мертв.
– Он не может умереть. Он спит. Он ждет.
– Но чего?
–Может быть, пробуждения Фуги.
Ее глаза из золотых стали серебряными. Дымки менструма поплыли, курясь, из глазниц, освещая воздух призрачным сиянием. Он никогда ее такой не видел, и это возбудило его. Член до боли напрягся в брюках, но она осталась к этому безучастна. Всегда была. В отличие от ее слепой сестры Магдалены, использовавшей свою неугасимую похоть в ужасных целях. Даже сейчас Шэдвелл видел, как она насторожилась в темном углу.
– Я вижу пустыню, – сказала Иммаколата, прервав его мысли. – Яркое солнце. Беспощадное. Это самое пустое место на земле.
– И там сейчас Бич?
Она кивнула.
Он спит. По-моему... он забыл.
– Так он там и останется, разве не так? Кто его может разбудить?
Но эти слова не убеждали даже его самого.
– Послушай, – сказал он, – мы найдем Фугу и продадим прежде чем Бич повернется во сне. Незачем об этом сейчас думать.
Иммаколата молчала, по-прежнему глядя в никуда.
Шэдвелл лишь очень смутно сознавал, что она делает. В конце концов он был только Кукушонком – человеческим существом – и многого не видел, чему иногда был даже рад.
Он понимал одно: за Фугой тянулся длинный хвост легенд. За годы поисков он выслушал их немало, от колыбельных до предсмертных исповедей. Все, что он смог заключить – что многие пытались достичь этого места, не веря до конца в его реальность. И он может получить очень много, если выложит Фугу перед ними на стол. Поэтому отступать он не собирался.
– Он знает,Шэдвелл. Даже во сне он знает.
Он знал, что утешать ее бесполезно и вместо этого попытался сыграть прагматика.
– Чем скорее мы найдем ковер и распорядимся им, тем лучше для нас, – заявил он.
Эта мысль, казалось, привела ее в чувство.
– Может быть, – она, наконец, посмотрела на него. – Может и так.
Истечение менструма внезапно прекратилось. Сомнения прошли, и вернулась былая уверенность. Он знал, что она доведет дело до конца, и никакой Бич не отвлечет ее от ее мести.
– Мы потеряем след, если не поспешим.
– Нет, – сказала она. – Подождем. Пусть жара спадет.
Он понял, что это его наказание. Она имела в виду егожар, а не уличный. Ему придется обуздывать себя – не только потому, что только она знала путь к Фуге, но и затем, чтобы лишнее время провести с ней, купаясь в аромате ее дыхания.
Этого ритуала преступления-наказания ему хватило, чтобы оставаться в напряжении до конца дня.
Ее же его желание, как всегда, привело в недоумение. Все орудия, живые и неживые, без питания прекращают работать. Даже звезды гаснут через миллионы лет. Но похоть Кукушат опровергает все законы. Чем меньше ее питают, тем сильнее она разгорается.
V
До темноты
1
В общей сложности Сюзанна видела свою бабку по матери раз десять. Еще ребенком она инстинктивно чувствовала, что этой женщине нельзя доверять – похоже, так считали и ее родители. Теперь, когда ей было 24, она могла критически посмотреть на это и пришла к выводу, что причиной такой подозрительности была завеса тайны, окружавшая всегда Мими Лащенски.
Саму ее фамилию было трудно выговорить, и для детского уха она звучала скорее как сказочное заклинание, чем как имя реального человека. И не только это. Сюзанна хорошо помнила маленькую женщину с черными (похоже, крашеными) волосами, туго стянутыми вокруг никогда не улыбающегося лица. У Мими были причины горевать. Ее первый муж, который, кажется, работал в цирке, исчез перед первой мировой войной; сбежал, как шептались в семье, не выдержав странностей Мими. Второй муж, дедушка Сюзанны, умер от рака легких в начале 50-х. С тех пор она жила в изоляции, вдали от детей и внуков, в своем доме в Ливерпуле, куда теперь, по ее странной прихоти, держала путь Сюзанна.
По пути на север она вспоминала Мими и ее дом. В детстве этот дом казался ей огромным, куда больше их дома в Бристоле, и всегда мрачным. Чем больше она вспоминала, тем мрачнее он представлялся ей.
В потайной книге ее воображения эта поездка к Мими была возвращением в мир детства – но не безоблачного, беззаботного детства, а тех его страхов и опасностей, от которых освободило взросление. Ливерпуль был столицей этих страхов, с его вечной промозглой сыростью и запахом холодного дыма. Сама мысль о нем нагоняла на нее тоску.
Конечно, она давно забыла эти свои страхи. Какую власть они могут иметь над ней? Она сидела за рулем своей машины – взрослая, современная женщина, воплощение энергии и независимости.
Она подумала о своей студии в Лондоне и о керамике, которую оставила сушиться и ждать своего возвращения.
Потом вспомнила Финнегана и ужин с ним два дня назад. Потом своих друзей, любому из которых могла бы доверить все или почти все. Имея все это за спиной, она легко могла встретиться с мрачными призраками детства. Она прибавила скорость и выехала на шоссе.
Но воспоминания не отпускали.
Одно из них вдруг выплыло из какой-то темной ниши в памяти, не по частям, как это обычно бывает, а сразу, с удивительной четкостью.
Ей было тогда шесть лет. Они с матерью приехали к Мими – редкий визит вежливости, от каких отец всегда уклонялся. Стоял холодный и сырой ноябрь.
Мими сидела у камина, едва обогревающего большую комнату. Лицо ее, как всегда печальное, было белым от пудры, глаза странно отсвечивали в полутьме.
Потом она заговорила, медленно и как-то механически.
– Сюзанна.
Она и теперь отчетливо слышала этот голос из прошлого.
– У меня для тебя подарок.
Сердце девочки подпрыгнуло и провалилось куда-то в желудок.
– Скажи спасибо, Сюзи, – прошептала мать.
Она сказала.
– Он наверху, —продолжала Мими, – в спальне. Иди возьми сама, ладно? Это сверток в нижнем отделении шкафа.
–Иди, Сюзи.
Она почувствовала, как рука матери подталкивает ее к двери.
– Ну, давай.
Она оглянулась на мать, потом на Мими. Пощады от них ждать не приходилось. Она вышла и пошла к лестнице, которая нависала над ней темной громадой, вызывая безотчетный ужас. В любом другом доме она не боялась бы, но это был дом Мими.