— Хах… Наверное, мы бы с тобой исследователями стали. Открывать новые земли… Пересечь море из песка… Или лететь далеко-далеко на… — Как же называлась та огромная штука в ангаре из записей отца и его воспоминаний?.. — Дирижабле.
— Да. Было бы здорово полетать на таком аппарате когда-нибудь. — Эрену даже не нужно было открывать глаза, чтобы понять, что друг сейчас мечтательно улыбнулся. На какое-то время между ними повисла тишина, потому что каждый погрузился в свои детские мечты. — А Микаса? — вдруг спросил Армин.
— Микаса?
— Встретились бы мы с ней однажды?
— Что за странный вопрос, Армин?
Эрен открыл глаза и удивленно посмотрел на друга.
— Да… Странный. Но я вдруг вспомнил, что она всегда мало интересовалась всем этим новым и неизведанным. Помнишь, как в детстве Микаса засматривалась на картинки с принцессами или девочками с красивыми прическами? А ты все время дразнил ее за это?
Да, а еще не хотел играть с ней в куклы. Или помогать убирать дом. Вся эта обыденность и тишина дома Йегеров навевала на маленького Эрена тоску. Ему все время хотелось куда-то нестись, делать что-то грандиозное и мечтать о том, как он вступит в разведкорпус. А Микаса? Микаса в те далекие дни просто всегда оказывалась рядом.
— К чему ты клонишь? — спросил он Армина.
— Наверное, к тому, что ей, как и любой девочке, меньше всего хотелось стать солдатом и… — Армин не сразу решился сказать следующее слово, — убийцей… Ей просто хотелось иметь семью.
Ту семью, которой она лишилась. А Эрену было невыносимо смотреть на ее застывший печальный взгляд за окно или задумчивое созерцание одной точки, когда кукла безвольным куском тряпья вдруг замирала в ее руке. Разве не поэтому он так не любил ее игрушки и оставаться с ней дома в дождь? Разве не поэтому он хватал Микасу за руку и тащил к Армину, на рынок, на площадь к фонтану, нарывался порой на разборки с соседскими мальчишками или хамил торговцам лавок? Все что угодно, лишь бы эта закутанная в шарф девочка не оставалась наедине со своими мыслями. Что это было? Вот такое изощренное проявление заботы? Или страх снова увидеть ее слезы? Попытка заменить семью?
— Да, наверное, — Эрен посмотрел на залитое солнечным огнем небо, — ей нужна была семья.
— И знаешь что? В том, другом мире, мне бы не хватало Микасы, если бы мы с ней никогда не встретились. Даже сейчас сидим здесь с тобой над книгой почти как в детстве, а я ощущаю какую-то пустоту от того, что ее нет рядом.
Эрен прислушался к себе. В отличие от Армина в нем не было пустоты. Именно сейчас, в этот самый момент, Эрен Йегер до краев был наполнен нестерпимо живым закатом, воспоминаниями о детстве, присутствием Армина рядом, утренним ощущением обнимающих рук Микасы и ее теплого дыхания на его шее… А еще твердой уверенностью, что она рядом. Пусть не на крепостной стене вместе с ними, но где-то там в нескольких десятках шагов — в дозорной башне с остальными ребятами из сто четвертого и капитаном Леви. Она всегда рядом, и он не знал… не хотел знать, каково это — не ощущать ее присутствия. И если подумать, то Эрену почему-то вообще никогда не приходило в голову, что в их жизни… в их отношениях может что-то измениться…
А чего он сам хочет? Чтобы все так оставалось всегда? Или, сам того не осознавая, ждет чего-то иного?
— Армин, как думаешь, почему Микаса так носится со мной? Из-за того, что видит во мне всего лишь брата с шилом в заднице или… или есть какая-то другая причина? — выпалил он внезапно.
Налетевший порыв ветра распотрошил волосы, перелистнул страницы нескольких книг и забрался под одежду зябкой дрожью.
— Всего лишь брата? — Армин снова принялся за книгу, словно стеснялся встретиться с Эреном взглядами. — Почему бы тебе самому не спросить ее.
— Возможно. Когда-нибудь.
Когда-нибудь он наберется храбрости и спросит Микасу. Обязательно спросит.
— Ее ответ смог бы что-то изменить? — спросил Армин.
Эрен ничего не ответил. Можно ли изменить будущее или все уже предопределено? Может ли кто-то повлиять на его пока еще очень хрупкую решимость идти до конца?
Прошло не меньше минуты прежде, чем он все-таки выдохнул одно-единственное слово:
— Возможно.
А потом они оба снова надолго замолчали. Слова отчего-то вдруг стали лишними и слишком незначительными по сравнению с тем, что творила сегодня природа. Эрен отстраненно наблюдал, как небо над крепостью Модгуд продолжало плавиться в огне заката, как наливались густотой облака и черные точки птиц в недосягаемой вышине пунктирами расчерчивали небо. Ветер шелестел страницами прошлого, холодком бежал по спине, игрался с завязками рубашки, а какая-то невидимая глазу пичужка тянула бесконечную трель: нежную и тоскливую.
Эрен смотрел на прекрасный мир…
Эрен ощущал дыхание жизни…
Эрен слушал песнь этого вечера…
Но трель оборвалась на самой высокой ноте, когда птица, пролетев над крепостной стеной, нырнула в пучину ее тени. Ветер стих, и в развале ветхих папок, раскрытых благодаря нему на случайных страницах, Эрен вдруг зацепился за одно-единственное слово-заголовок и теперь никак не мог оторвать от него взгляда.
«Свободны».
Четко. Понятно.
На элдийском.
«Свободны». Будто отголоском тех сотен надписей, которые сохранили утонувшие во мраке стены тюремных корпусов. Лучом надежды, что мучение не длилось вечно и узники в конце концов вырывались за пределы тюремных блоков и черных крепостных стен.
Эрен смотрел на ровные столбцы имен, фамилий, дат и служебных меток. Нерешительно коснулся пожелтевшей от времени бумаги, перелистнул страницу в надежде увидеть продолжение списка. Снова и снова, все более уверенными движениями… страницу за страницей с бесконечным перечнем тех, над чьими именами кто-то раз за разом скрупулезно выводил один и тот же заголовок: «Свободны».
«Свободны»… «Свободны»… «Свободны»…
А потом все оборвалось, потому что, перевернув очередную страницу, Эрен вдруг наткнулся на запись, открывшую ему истину. И его дыхание сбилось.
Он плохо помнил, как спустился вниз на УПМ, оставив позади удивленный окрик Армина, он почти не запомнил, как бежал по просторному плацу и дальше по широкой дороге. Вперед. Мимо мертвых тюремных блоков без окон, по скользким лужам и грязи. Вперед. Туда. По дороге, которая уводила за тюремные блоки и заканчивалась тупиком у стены. Еще утром это озадачило Эрена. Теперь он знал ответ.
Дорог в никуда не бывает. Вот и у этого широкого тракта тоже была конечная цель — он соединил ровной полосой жизнь и смерть.
Сердце в груди колотилось так громко, что Эрен слышал только его: в ушах, в груди, в животе, в горле и в каждом сосуде — оно билось в агонии. Полыхало страхом и желанием докопаться до истины.
Докопаться…
Он кинулся вперед к каменной насыпи у пристенья, что заросла сорными травами и кустами. Вездесущая жизнь пробивалась здесь сквозь камни: тянулась вверх зелеными плетьми крапивы, вонзалась в небо острыми стрелами осота, поднималась головками мелких соцветий незабудок и желтыми солнцами ястребинок. Эрен уничтожал эту жизнь без жалости. Он рвал осот и крапиву, чертополох и васильковые россыпи, не обращая внимания на жжение и порезы. Ломал ногти о камни, отбрасывал их в сторону… Будто обезумевший от голода пес, почуявший зарытые кости. И в таком же лихорадочном безумии в конце концов, отчаявшись, вгрызся в собственную грязную кисть, ощутив во рту привкус глины и едкую горечь сока растений.
Атакующий титан смог сделать то, что одному человеку вряд ли было бы по силам — вскрыл засыпанную камнями общую могилу.
***
Пар от оболочки титана полз по черной стене вверх навстречу горящему в закате небу. И пока мир за стенами продолжал жить, внутри крепостной стены Эрена окружила смерть. Он сидел на коленях в западне из раскиданных камней и человеческих останков. Единственный живой человек среди мертвецов. Хотелось закрыть глаза, убежать, не знать… Никогда не знать зловещую тайну этой чертовой крепости Модгуд. Но сил не осталось. Воли подняться не осталось. Ничего не осталось. Остались только слезы ненависти на перемазанных грязью щеках и сжатый в ярости кулак, в котором спряталась девятиконечная звезда на куске выцветшей материи.