— Вон там, смотрите! — Саша тем временем указала вперед по направлению движения отряда. — Гигантские деревья! Капитан Леви, там у нас сегодня ночевка?
— Да, — Леви обернулся и окинул всех внимательным взглядом. — А за ним, судя по картам, должны быть река Гьёлль и крепость Модгуд.
Наконец-то! Модгуд — конечная цель их вылазки, теперь не казалась просто пиктограммой, а обрела вполне реальные ориентиры. Если, конечно, вообще существовала, хотя карта пока не обманула их ни разу. Даже скалистый гребень, вдоль которого отряд из семи человек двигался уже добрый час, нашел свое место на том бумажном огрызке, длинным червяком растянувшись до кляксы с обозначением участка леса гигантских деревьев. После Модгуда, вспомнил Эрен разговор недельной давности, они повернут обратно и тем же путем вернутся домой.
— Эрен… — услышал он голос Микасы. Так засмотрелся на долину впереди, что не заметил, как девушка пристроила свою новую лошадь рядом, по другую сторону от кобылы Армина. — С тобой все в порядке?
— Да, — ответил Эрен, так и не взглянув на нее.
— Выглядишь подавленным…
— Хватит меня опекать, — процедил он сквозь зубы, после чего щелкнул языком, переводя своего мерина с рыси на галоп.
— Эй! — окрик Леви остался далеко позади. — Йегер! Вернись, придурок!
Да пошло оно все! Эрен и не думал останавливаться.
Свист ветра в ушах заглушил остальные звуки мира, а закатное солнце зажгло в траве миллионы рубиновых капель, которые кровавыми брызгами разлетались из-под копыт мерина, понесшегося с восторгом навстречу свободе. В этом они с Эреном были похожи. Эрен тоже несся к свободе…
Или…
Или трусливо убегал от тех, кто остался позади? От своей не до конца понятной злости и от последних брошенных Микасе слов. Обидных и несправедливых.
Пытался убежать от самого себя?
Может, он, и правда, придурок?
«Я хочу стать сильнее, чтобы наконец суметь защитить тебя и всех, кто мне дорог».
========== Глава 2. Между сном и явью ==========
Вечерело. Каменные блоки еще хранили остатки дневного зноя, и Жан ощутил это тепло ладонью, когда невзначай коснулся шероховатой поверхности полуразрушенной стены. Днем здесь наверняка было чертовски жарко. Правда, где «здесь» — он не знал, да это сейчас и не имело значения, ведь во снах пространство и время зачастую теряют четкие очертания. Сон? Да, всего лишь сон, из-за чего мир для Жана Кирштайна в эту самую минуту сузился до выжженных развалин крепости, заходящего за горизонт солнца на той стороне опаленной пустоши и стоявшей рядом Микасы.
Микаса… Так близко, что можно протянуть руку и коснуться. Терпкое волнение прокатилось по коже вместе с дуновением сухого ветра, обожгло щеки жаром и оставило в горле едкую горечь.
В глазах Микасы догорал закат, и Жану казалось, что он еще ни разу в жизни не видел ничего тревожнее, чем этот багрянец в темных омутах глаз. Она застыла неподвижным изваянием и, не мигая, смотрела вслед кровавому солнцу. Опустошенная, одинокая, потерянная и, словно развалины этой крепости, выжженная дотла яростным пламенем безжалостного светила. Жан не хотел смотреть на солнце — Жан его презирал. И ждал того же от Микасы, пытался различить в ее взгляде ненависть к тому, что оставило после себя только мертвый жар… Но она будто не замечала ни темных развалин под собой, ни обугленной земли вокруг, ни моря крови на небе, в которое погружался диск божественного светила. В ее глазах тревога уступала место страху, и каким-то шестым чувством Жан вдруг понял, что Микаса Аккерман — один из сильнейших бойцов разведкорпуса — больше всего сейчас боится остаться в темноте.
— Микаса? — неуверенно позвал он.
Она не отозвалась и обратила на него внимание только после того, как в ее глазах потух последний луч зловещего солнца. Повернула голову и в безмолвных сумерках тихо спросила:
— А чего боишься ты?
Одиночества.
Жана страшило одиночество. Больше всего он боялся остаться единственным стражем черной крепости: узником развалин, застрявшим в вечности. Упустить Микасу. Позволить ей уйти вслед за солнцем.
Потому что там, куда уходило солнце, ее ждала смерть.
Вот почему… или сейчас, или никогда…
Жан протянул руку, и его пальцы нырнули в завесу ее волос: трепетно и аккуратно. С почтением. Совсем не так, как сделали это пальцы кого-то другого… давно… из иного времени и иного мира… кого-то грубого, нестерпимо яркого… и оставляющего за собой лишь эхо голосов прошлого:
«…А не слишком ли у тебя длинные волосы? Зацепятся за что-нибудь во время отработки маневрирования, и поминай как звали…»
«Да… Ладно… Придется подстричься…»
— Останься со мной, Микаса… — пробормотал он во внезапном порыве то ли храбрости, то ли отчаяния, пропуская сквозь пальцы темные пряди… мягкие… почти невесомые…
— Останусь, — тихо ответила она, и первая вечерняя звезда над головой Микасы блеснула надеждой в их выжженном мире.
Счастье переполнило Жана до краев и выплеснулось на лицо улыбкой, которую уже в следующую секунду стерла боль, пронзившая плечо. Удар расколол сон надвое — словно огромная рука гиганта, вытащил молодого человека из забвения и плена теплого взгляда.
Когда он открыл глаза, ночное небо рассыпало мириады звезд над головой, часть которых тут же заслонил силуэт с занесенным кулаком. На этот раз удар пришелся в рыхлую древесину ствола гигантского дерева.
Мигом проснувшись, Жан не остался в долгу и зарядил Эрену в живот.
— Ты че творишь, мудила! — заорал он на придурка Йегера, который посреди ночи набросился на боевого товарища с кулаками. — Совсем, что ли!
— Даже во сне не можешь держать свой язык за зубами, — раздраженно зашипел Эрен, и пламя факела за его спиной взметнулось на мгновение вверх, напомнив Жану о солнце из сновидения. — Бесишь! Всех своим бормотанием сейчас разбудишь!
— Я что, разговаривал? — вдруг смутился молодой человек, вспомнив мимолетный образ Микасы и пальцы в ее волосах.
Неужели он действительно так громко что-то сказал, что разбудил Эрена? Вряд ли. Значит, Йегера взбесило другое… Произнесенное вслух имя?
— Эй, — раздался сверху недовольный голос капитана Леви, — вы чего там устроили? Не спится? Тогда идите смените Конни на посту.
— Но сейчас очередь Саши… — опрометчиво попытался возразить Жан.
— Быстро, я сказал! — последовал приказ сверху. — Оба!
— Есть, сэр! — отчеканили они хором.
Звезды вместе с тонким огрызком стареющего месяца тонули в широкой ленте реки: Гьёлль растянулась причудливыми изгибами на многие километры впереди. Нрав у нее оказался норовистым, и виной тому были недавние дожди в горах. Бурное течение с водоворотами и порогами вспенивало воду, вгрызалось в крутые берега на поворотах и стачивало материнскую породу острова, медленно, но верно меняя свое извилистое русло. Вода бурлила и ревела. Усыпляла. Жан перевел взгляд на еле различимые очертания крепости Модгуд на том берегу и сонно зевнул:
— Надеюсь, ты понимаешь, что это из-за твоих пубертатных закидонов, мудила, мы оба бодрствуем, — язвительно напомнил он Эрену, расположившемуся в метре от Жана на той же ветке.
Закутанный в плащ почти до носа, «надежда человечества» сейчас меньше всего напоминал спасителя, а вот нахохлившегося воробья — очень даже.
— Единственный тут с пубертатными закидонами — это ты, озабоченный… — Эрен хмуро смотрел только перед собой, буравя тяжелым взглядом то ли реку, то ли мост, то ли крепость. — Это не я во сне черте чем занимаюсь…
Хорошо что света от единственного факела было недостаточно, иначе любой смог бы различить вспыхнувшие уши Жана, которому стало стыдно не за приснившееся, а за то, что мог там себе напридумывать Йегер.
— А тебе-то какое дело до моих снов? — огрызнулся он, затем в упор посмотрел на Эрена и отчеканил: — Ты ей не хозяин, и она не твоя собственность. Запомни это, Эрен Йегер.