— А не твое бабье дело, кому я наливаю! — рыкнул Бурей. — Сама Кондратию от ворот поворот дала, так чего теперь-то? Вон все Ратное женится, а он… Эх, соседка!..
— Какой поворот? — обалдела Алена от такого обвинения. — Разве ж я отказываюсь? Вот построит дом, раскопает огород…
— Кхе, так я вижу, мир и любовь у вас? — вопросил Корней, прерывая намечавшуюся идиллию. — Так чего же ты мне тут голову морочишь, Алена? Зря я, что ли, сам сватом к тебе приезжал?
— Да разве ж я отказываюсь, Корней Агеич? — искренне удивилась Алена, непонимающе уставившись на сотника. — За сватовство тебе спасибо, сговорились мы с Кондрашей. Построит он дом в крепости, тогда и свадьбу сыграем. К следующей осени как раз. Все честь по чести…
— Чего? Какой-такой осени? Ты мне, вдовица, зубы-то не заговаривай! — нахмурился воевода, грозно наступая на опешившую женщину. — Уговор был замуж? Был! Свадьбы нынче все играют. Вишь, вон Андрюха и то женился, а вы до осени канитель разводить собрались? Не пойдет! Некогда нам. Давай, быстро собирайся! Пока новый поп всех повенчает — и вы успеете. И нечего мне тут! Сама знаешь, неженатым у нас ни на сход, ни на десятничество. А Сучок твой… Тьфу, Кондрат, — человек начальный, десятник розмыслов. Как ему неженатому быть? Непорядок. Так что ты мне тут не кобенься. Сказано — в замуж, значит — в замуж! Вместе и отгуляем.
— Да как же так?.. — совсем растерявшаяся Алена попыталась всплеснуть руками, едва не выронив сладко причмокивавшего у нее на плече Сучка, утомленного своим бурным выступлением.
— Гыы! А вот так! Свадьба у нас! — неожиданно поддержал Корнея молчавший до сих пор Бурей. — Слышь, Кондрат, женишься ты!
— Ага. Женюсь! — не открывая глаз, подтвердил Сучок. — Аленушка моя… — умильно проворковал он, устроился на плече любимой поудобнее и выпал из беседы.
Алена вздохнула, подумала, обвела взглядом набившихся к ней во двор гостей и с сомнением проговорила:
— Так отец Меркурий нас венчать не возьмется. Уговору с ним не было…
— Я уже договорился! — отрезал Корней. — Не тяни, пока он на месте.
— Ну… ну… коли так… — вдовица вздохнула, размашисто перекрестилась свободной рукой, словно решаясь на что-то, перехватила Сучка поудобнее и уверенной поступью направилась к калитке.
То, что пьяный, казалось бы, до полного беспамятства Сучок слегка повернул голову и почти трезво и совершенно по-мальчишески подмигнул следовавшему за ними Бурею, довольному, как нажравшийся блинов боров, прошло мимо Алёниного внимания.
— Вот это я понимаю — любовь! — прокомментировал над ухом у Мишки закисающий от беззвучного хохота Лавр. — Учись, Михайла, как баб надо уговаривать!
— Не, дядька Лавр, это правильная кадровая политика, — подмигнул ему Мишка и поспешил следом за невозмутимо двинувшимся к воротам дедом.
"Женюсь! Женюсь! Какие могут быть игрушки? И буду счастлив я вполне… Эх, надо было Артюхе напеть — самое то сейчас Сучку вместо Мендельсона. Хотя тут никаких Иветта, Лизетта, Жанетта… не светит — чревато. Алёна — и никаких гвоздей!"
Ночевать все остались в лисовиновской усадьбе. В связи с большим наплывом гостей заняты оказались все более-менее пригодные для устройства спальных мест светёлки, горницы, подклеты и каморки, и только молодым были выделены персональные горницы, остальным пришлось тесниться. И если особо почтенным гостям, вроде боярина Федора и родни Арины, ещё постарались выделить места получше, да бабы на женской половине устроились более-менее без проблем из-за относительной малочисленности прибывших женщин (волхва, так и вообще, поздравив молодых, уехала ещё засветло — к видимому облегчению всех остальных), то отроки просто притащили себе сена да и расположились вповалку там, где на полу нашлось свободное место. Так что желавшим ночью посетить нужник приходилось пробираться на ощупь, рискуя наступить на чью-нибудь руку или голову. А в связи с тем, что гуляли вдумчиво и с размахом, таких желающих среди ночи нашлось немало.
В общем, угомонились все только под утро, но долго спать никому не довелось, ибо христианский обряд венчания, проведенный накануне, утром по обычаю переходил в другой, более древний. Молодых из опочивальни следовало встретить толпе ряженых и провести их по селу, угощая всех прохожих, а после усадить в сани и довезти до заранее выдолбленной на реке полыньи и объехать ее трижды по кругу. При этом, чем пестрее, шумнее и многочисленнее толпа ряженых, чем чуднее шутки и коленца они выкидывают, чем сильнее рассмешат и удивят народ, тем лучше.
В этом действе настолько явственно просматривались языческие корни, что Мишка не особо удивился, когда услышал от баб, которые готовились к этому маскараду основательно и со знанием дела, что, мол, надо хорошо постараться — ублажить светлых богов, а особенно матушку Макошь. Ну и домовых, овинников и прочих хранителей домашних порадовать — от них тоже много в жизни зависит, а они до развлечений ох как охочи! Ратников и в своем времени прекрасно помнил подобный обычай, который частично сохранился, если не в городах, так в деревнях, в провинции — ряженые с частушками и песнями, проходящие по улицам на второй день свадьбы. Но там оно было скорее шуткой, необязательным развлечением для гостей, а тут к вопросу подходили всерьез.