— Нет, домну строил. Взорвалась, сволочь, — пожал плечами Журавль, не открывая глаз. Мишка почувствовал нарастающую внутри него холодную злость.
"И ведь спокоен, зараза! Как удав на пилораме… И наплевать ему на все…"
— А что ж порох не сделал? Самогонный аппарат вроде получился…
— А ты сам иди и сделай, — Журавль через силу усмехнулся. — Думаешь, просто? Даньку спроси — он записи покажет. Всё там. Порох… Ты его когда-нибудь сам делал? Спецы долбаные, теоретики кухонные! "Берем селитру…" Где берем? Из нужника? А ты ее там видел? И сера… Из ушей выковыривать? Так я бы и выковырял, да не годится. А с югов везти — никакого серебра не напасешься! И молоть, и гранулировать потом… Слышал хоть про это? И не горсть нужна, тонны… Вон, грек у меня пять лет экспериментировал — стоит у него где-то горшок с пороховой мякотью. Как раз себе петарду сделаешь по случаю победы — в жопу воткнуть для ускорения, все равно оно больше ни на что не годно. Вот и развлекайся… Или грека к делу пристрой — он до этой алхимии аж дурной.
Меня ты все равно бы в расход списал — по глазам вижу… И правильно, я бы тоже списал… Тебе сейчас проще: за тебя Мирон постарался. Потому не напрягайся: санаторий имени Святого Петра до моего прихода все одно не закроется. Чего ещё тебе от меня надо?
— Дурак ты, Сан Саныч, — вздохнул Ратников. — Ничего мне от тебя не надо, а вот тебе от меня — много чего. И то, что тебе надо, только я и могу тебе дать. И времени у тебя мало, а ты хренью страдаешь.
— И чего же ты мне предлагаешь, депутат? — глаза Журавля снова приоткрылись.
— Единственный шанс, если не хочешь, чтоб твое дело вместе с тобой умерло и быльём поросло. Москву основать я тебе не обещаю, а вот в ЭТОЙ истории не дать татарам Русь обескровить и на триста лет назад откинуть… Если все получится, то так и будет. И Западу с нашей крови жиреть не дам. Сдохну, но не дам! Как — долго рассказывать. Веришь или не веришь — сам решай. Я же тебе одно могу обещать…
Сейчас Журавль слушал Ратникова совсем иначе, чем вначале: впился в лицо взглядом, словно хотел пробуравить до самого затылка.
— …А самое главное, что могу дать — детей твоих прикрою и не позволю тишком прирезать. Чтоб память про то, что ты тут сделал вместе с ними, не помахала тебе вслед крылышками от бабочки Бредбери. Проф про такую не рассказывал? Вот это — обещаю. И твои люди, кто верен, с нами пойдут. Если ты им прикажешь. Так что думай…
— А гарантий, стало быть, никаких…
— Есть гарантия. Одна, но надёжнее не бывает. Слово коммуниста.
— Это ты-то коммунист? — зло оскалился Журавль. И снова процедил с презрением. — Де-пу-тат…
— Член ЦК КПСС. Съезда, который меня бы этого звания лишил, не было. Следовательно, не бывший, а действующий. Слова члена ЦК партии тебе не достаточно?
— Гнида! — Журавль внезапно успокоился и выругался почти равнодушно. Прикрыл глаза и устало усмехнулся. — Вот на чем ты меня развести решил… Член, одно слово. Да вы хуже откровенных врагов. С тех чего взять? Враги, они враги и есть. А вы им страну сдали, пока мы воевали… Я за свой партбилет, тронь его кто, глотку мог перегрызть, а для вас он вроде пропуска — повыше забраться, пожирнее урвать. Зато потом локтями друг друга распихивали, когда толпами в храмы ломанулись. Слышь, ты, член, — боярин с трудом разлепил веки и мазнул взглядом по Мишке, — а куда вы при этом партбилеты девали, в церкви-то? Небось, в карман, поближе к кресту… для усиления эффекта. Ты "Отче наш" ни разу с "Интернационалом" не путал, когда чего петь положено, а? А то, я слыхал, бывали конфузы… А потом, помолясь, из коммунистов попёрли в демократы — страну дербанить.
Мишка не перебивал умирающего — тот сейчас не слышал никого, кроме себя, — но чувствовал, как его лицо потихоньку багровеет.
— Думал, хоть здесь без вас обойдусь, да хрен — те же яйца… "Заветы предков, светлые боги"… — ёрническим тоном передразнил кого-то боярин. — Ага, как же! Да жрецы вперёд своей паствы в те же храмы попёрлись! "Кто не успел — тот опоздал", а самые шустрые в момент в попы просквозили. Была тут у меня парочка таких, предлагали окрестить всех и сразу, но штоб они над этим стадом главкозлами стали.
Щаз! А сколько таких по Руси успело веру сменить да к тёплому местечку прибиться, ты знаешь, депутат? А я вот насмотрелся!
Что там, что тут — ничего не меняется, все вы, гниды, одинаковы! Привык там попам руки мусолить и здесь их под хвост целуешь — вот они тебе свои, а я и мои ребята, которые за речкой лежать остались — так, говно в тряпочке… Коммуни-ист, тоже мне!