Приступ бешенства накатил неожиданно и резко: фамильное лисовиновское безумие и злость и обида самого Ратникова одновременно ударили в голову, и этот гремучий коктейль едва не снёс всё, включая разум. Мишка остановился в последний момент, когда его клинок оказался в сантиметре от горла Журавля. Опомнился, всадил меч по самую рукоятку в ветхую стену полуземлянки, возле которой они сидели, и заорал прямо в удивлённо распахнувшиеся глаза Журавля:
— Мабу твою лумумбу через касавубу, хрен ты про меня знаешь! Трипперного осьминога тебе в транец якорем с присвистом и отсосом! Крокодилить тебя пиночетом…
Ратников не помнил, когда в последней раз ТАК оттягивался. Не только здесь — даже в далекой припортовой юности. На одном дыхании за пару минут прокричал скороговоркой, пожалуй, весь свой богатый лексикон, вспоминая даже подзабытые обороты, некогда слышанные от знакомого боцмана, и расцвечивая их на ходу составленными собственными филологическими конструкциями. Выплёскивая в ругань весь адреналин, не получивший выхода в действии.
— Стоять! — рявкнул Журавль, прерывая на полуслове Мишкин заковыристый монолог, но не ему, а куда-то через плечо. — Я сказал — стоять всем! Разговариваем мы с бояричем по душам. Не лезьте… Слышь, депутат, своих охолонь.
Мишка, приходя в себя, обернулся и обнаружил, что едва не стал причиной новой бойни между людьми Журавля и своими отроками, уже вскинувшими самострелы.
— Отставить! — скомандовал он и уже спокойней обернулся к боярину. — Ты базар-то фильтруй, Сан Саныч… Некогда нам сейчас с тобой воевать. Времени мало.
— Сам вижу, — кивнул Журавль. — Где ты так заворачивать научился?
— В порту… Я же не всегда членом ЦК был. И повоевать пришлось — на действительной отсидевших бандеровцев по Карпатам гонял. Я там друга раненого к вертолёту тащил — не успел донести… — Мишка устало опустился рядом с Журавлем. — Потому и полез, как ты говоришь, "в депутаты", что видел, к чему дело идет. Ну прости, не успели мы. ТАМ не успели. А тут… Тут тебе решать. Все сделаю, чтобы ЗДЕСЬ татарам не так вольготно было по Руси гулять. Может, тогда и ТАМ что-то изменится…
— Изменится? С попами-то?
— Да уж лучше с попами, чем на колы. Тем более, попы тоже люди, со своими интересами, значит, с ними на почве этих самых интересов вполне можно работать. Другой идеологии у меня сейчас под рукой всё равно нет, уж извини. А без идеологии, и правда, хоть на колы сажай — толку не будет. Ты уже попробовал. Говоришь — жопу рвал. Ну, так не себе ж только, а людям. Ты хоть понимал, ради чего. А они? Медведь тебе верен остался, а даже он не знает, зачем тебе Москва сдалась. Ты ведь и объяснить не мог, только сказочку рассказал — пророчество… И помогло оно? Мирона вон так и потерял… А чем царствие Божие на земле хуже построения коммунизма, раз оно от дури удерживает? Сам же говоришь, как Моисей появился, так и на колы сажать нужды не стало… — Мишка вытащил меч из стены, оглядел клинок. — Вот, оружие из-за тебя попортил… — посетовал он. — Стали-то у меня такой, как у вас, пока не делают.
— Вот-вот, нету… И не будут, если попам волю дашь, — опять съехидничал Журавль.
— Ну, это ещё мы посмотрим, — усмехнулся Мишка. — Я материалистом как там был, так и здесь остался и пока веских причин для перемены мировоззрения не вижу. Христианство при правильном применении штука полезная, да и не время ещё для атеистов. Вот и работаю с тем, что имею: религия — мощный инструмент, если им с умом пользоваться, а уж языческая она, христианская или ещё какая — дело десятое. Да и тебя не попы достали, а Мирон твой. Язычник, небось?
— Сука продажная он, а не язычник! Мой косяк, не тому я поверил… А все Долгорукий, падла… Его люди подзуживали, некому больше… Все ж таки прав был Медведь, а я его не слушал, на него грешил…
— Ну так теперь послушай. Твой Медведь не дурак, а мне поверил. Не по приказу Данилы — сам. Хочешь — спроси его.
— Да чего там… — Журавль помолчал, сцепив зубы от очередного приступа боли. — Выбора у меня всё равно нет, а так хоть какая надежда… — он испытующе посмотрел на Ратникова. — Только тогда тебе возвращаться некуда будет.
— А сейчас есть куда?
— Вроде как… Хотя тоже не поручусь. Если я тут надурить успел не больше, чем док рассчитывал, то вернусь. Данька сказал, он позже нас уходил. Да и племянник он доку. Тот его подготовил, как мог — не так, как нас… Отправил потому, что ТАМ ему совсем хреново — умирал пацан. Вот у него только одна жизнь — здесь, а у нас с тобой вроде как шанс есть. Но если здесь изменишь будущее… Хрен его знает, куда занесет потом. Может, в того тебя, который будет в новом будущем, а может, и не будет тебя там… Не знаю. Вот так вот…