Его рука наткнулась на что-то твердое под пассажирским сиденьем. На ощупь оно было похоже на то, что ему нужно. Он боялся, что куда-либо выложил его. Боялся взглянуть на предмет в руке. Если это окажется пульт от гаража кретинского адвоката, его голова лопнет.
Лицо Хлоэ по-прежнему укоризненно взирало на него с экрана его телефона.
— Спасибо тебе, Господи! — сказал он и выдохнул с облегчением. Радостный вздох тут же сменился ощущением холода внизу живота в предчувствии несчастья.
Поглощенный заботой о том, чтобы помочь Джессике, он напрочь забыл о Хлоэ. Он даже представить себе не мог, какими словами она встретит его, когда он поведает, почему не забрал ее футболки. Но потом, что скажет она, когда узнает, что Райан — великий герой, спасший кучу человеческих жизней?
Он скажет Хлоэ, что не забрал ее футболки из «Кинко», потому что пытался спасти женщину и ее семью из лап похитителей, но у него это не вышло, так как когда он, спасаясь бегством от бандитов, спрыгнул с седьмого этажа, то уронил и сломал телефон. И после этого все не заладилось. «Так как прошел твой день? Ты подумала о том, чтобы мы все-таки были вместе?»
Но на пассажирском сиденьи по-прежнему лежала сумка с видеокамерой.
Внезапно ему в голову пришла такая мысль, от которой все его тело чуть не пустилось в пляс.
«Изо всех портачей, черт побери, это оказался именно чертов Боб Муни», — раздраженно думал Таннер, приближаясь к фасаду дома в Бонхилле. Смесь злости и плохого предчувствия выливалась в жестокую изжогу.
Она настолько замучила его, что попадись кто сейчас под горячую руку, не задумываясь убил бы. Если приступ усилится, то кому-то вряд ли повезет дожить до утра, особенно это касается Грира. Он, Таннер, не должен был светиться.
Он не должен был даже задумываться, как идут дела. Когда Грир берется за дело, есть гарантия, что он продумает каждый свой чертов шаг, каждый чертов вариант развития событий, каждую чертову мелочь. Вместе с командой они должны были обо всем позаботиться. Включая то, что нарушает планы.
Таннер решил работать с Гриром, так как тот всегда выполняет задачу целиком. Работа Таннера заключалась в том, чтобы безвылазно сидеть в участке и следить, чтобы ни у кого не возникло ни малейших подозрений в том, что обитатели дома номер «327» по Бонхилл-роуд проводят совершенно обычный и ничем не примечательный день.
Если учесть гангстерские разборки, то это было несложно. Всего лишь нужно следить, чтобы все были заняты, а в нужный момент, когда участок был полон «латиносами», подкинуть им группу скинхедов.
И тогда в полиции началась просто бойня. Таннер был чертовски доволен собой. Это вдохновляло. Он провел целый день, поздравляя себя с выполнением такого гениального плана. Остальная часть Лос-Анджелеса могла гореть синим пламенем, ее могла затопить гигантская волна или атаковать гигантский НЛО под предводительством Е.Т., [10]Чужого и Дарта Вейдера, или еще бог знает кого, но полицейские в участке не заметили бы разницы. Единственное, что было важным для «Вест Сайдского» участка, — наплыв наркоторговцев и, аллилуйя, сегодня никто не вышел сухим из воды. Спасибо тебе, Лос-Анджелес, и спокойной ночи!
И почему, если все было так чертовски хорошо, этот поганец пришел сюда? Или, что важнее, что этот засранец, чтоб он сдох, Боб гомик Муни здесь делает?
В заявке на этот вызов «Скорой помощи» ничего не пояснялось. Но даже если бы и было, то Боб Муни оказался бы послед ним человеком в «Вест Сайде», который бы ответил на этот звонок. Муни работал за сраной регистрационной стойкой и нигде более.
Тем более что сегодня, в день, когда в участке разыгралась третья мировая война между наркоторговцами и скинхедами, Муни вообще не должен был дежурить. Муни было давно пора оттуда свалить.
Таннер был неприятно удивлен, когда нашел этого гомика в участке. «Анютины глазки» собирались открыть какой-то салон красоты со своей женой, которая использовала его в хвост и гриву. Муни, правда, настаивал, что это — целебная косметика, но не все ли равно?
Таннеру было абсолютно наплевать на всю ту чушь, которую нес Муни про место для их бизнеса. Таннера на такой ерунде не проведешь. Он не знал, что такое кабинет целебной косметики, но точно представлял себе, что такое салон красоты, и это было именно то, чем собирался заняться Муни, и не имело значения, согласен тот с этим или нет.
Пусть себе считает, что величайшее дело в его жизни — открыть салон красоты. Распахнув его двери, сказал, что собирается посвятить время выравниванию кожи лица. Проводя каждый день на работе в служебной форме, после никудышной карьеры он только и может как сужать поры на физиономии весь день. Уменьшение пор — это единственное дело для такого тупицы, как Муни.
Таннер, конечно, знал о такой вспышке активности среди полицейских. Своеобразный кризис среднего возраста, когда копы типа Муни пытаются доказать всему миру, что достойны лучшего, используя для этого какую-нибудь дешевую героическую выходку. Так бывает не всегда, но достаточно часто.
Таннер не особо разбирался в таких парнях, но был уверен, что этот случай с Муни из этого ряда. Всех этих наград за меткую стрельбу в тире было, конечно, недостаточно для него. Болван решил, что «Медаль за отвагу» будет хорошо смотреться на стене в его салоне красоты.
Но Таннер до сих пор не верил, что это дело Муни по плечу. Он был готов поставить хорошие деньги на это утверждение. Но ничего, ему будет преподан хороший урок. На это высказывание Таннер мог поставить куда более солидный куш. Поганый Боб Муни! Чертов гомик! «Что за жалкий мир, — удивлялся Таннер, — когда такой парень, как он, ставит на виртуальный кон свою жизнь, делая ставку ка гомика Муни?» Действительно жалкий, трахнутый мир.
Болезненно морщась, он с трудом вылез из-за руля машины. После таких рассуждений изжога стала злить его еще больше. И боль в животе только усилилась. Черт!
Плохо дело. Да, точно, кому-то очень, очень сильно повезет остаться сегодня в живых.
Затем он заметил каталку с чьим-то телом, которую осторожно заносили в машину «скорой помощи», и с некоторым холодком в душе понял, что уже слишком поздно. Кто-то сегодня исчерпал запас своей удачи.
«Лучше совсем немного воды, чем ее полное отсутствие», — думал Муни, грустно поглядывая на золотую рыбку в стакане. Судьба решила совершить крутой финт.
Для Муни было жизненно важно не дать этому сверкающему созданию умереть на ковре. Откуда-то он знал, что золотая рыбка помнит лишь три секунды своей текущей жизни. Она проживает жизнь десятки тысяч раз.
Может быть, эта крошка теперь будет жить за него, — будет его своеобразным фетишем. Талисманом, который всегда в настоящем, — рыбка не помнит прошлого. Она живет в Сейчас. Она не знает ничего про то, как устроен мир. Когда она билась на ковре, а ее жабры пытались дать ей кислород, она все равно не подозревала, что на свете есть смерть.
Муни сидел спокойно, опытные руки медика накладывали повязку на его рану, он наблюдал за плавающей рыбкой, проживающей новую жизнь каждые три секунды, и понимал, что он прав. Было просто необходимо, чтобы его маленький приятель не умер там, на ковре. И он готов был спорить на все, что угодно, что рыбка совершенно согласна с ним, даже если ее малые рыбьи мозги помнят лишь стенки этого бокала.
— Ну что ж, пуля не задела ни одну из важных артерий, — торжественно сообщил ему медик, — но здесь все равно глубокая дырка. Я по-прежнему настаиваю, чтобы вы поехали со мной и… что за черт?
— Что там? — переспросил Муни, желая, чтобы хирург наложил повязку с бинтом и отстал. Он хотел вернуться в косметический кабинет, чтобы Мэрилин продолжала мучить его лицо фруктовой кислотой: эта кислота была единственной вещью сейчас, которая могла бы отвлечь его от мучившей раны.
Медик понизил голос и быстро заговорил:
— Это похоже на… ваша кожа… она, воспалена, по некоторым признакам — это гангрена.