Где-то звякнул металл. То ли котелок упал, то ли бросили консервную банку. Издалека, будто из-под земли, долетел отголосок немецкой речи, и снова щемящая тишь окутала все вокруг.
До часу ночи пролежали в томительном ожидании капитан и сапер, готовые в любую минуту прикрыть отходящих товарищей. И лишь когда надежда на успех проведенной операции затеплилась в их сердцах, они, продрогшие и вымокшие до нитки, поползли назад по узкой полоске разминированного коридора.
- Завтра в ночь надо брать «языка» на вашем участке,- сказал капитан Потапов командиру полка, как только переступил порог бункера.
- Об этой задаче мне уже сообщили из штаба дивизии.
- Это предусмотрено нашим планом. Пока только «язык» может подтвердить полный успех или провал сегодняшней операции.
- Ждать будете у нас?
- Нет. Я уеду в Ворошиловград, в штаб армии. А «языка» можете допросить в своих интересах и немедля переправляйте к нам.
Его еще взять надо…
- Неужто сомневаетесь? А я был уверен, что у вас ребята надежные.
- Тут не в моих ребятах дело. Всякое ведь случается. Не так давно приволокли одного фельдфебеля. А говорить с ним не пришлось - еще на нейтральной от страха концы отдал. Тотальный, сердечник попался…
К тому времени, когда происходил этот разговор, Леонид Дубровский и Виктор Пятеркин уже миновали наиболее опасную зону расположения передовых немецких частей и полями пробирались все дальше и дальше в тыл противника. Километрах в пяти за линией фронта они наткнулись на разрушенное полотно железной дороги и обнаружили заброшенную железнодорожную будку, в которой провели остаток ночи.
- Дядя Леня, проснитесь, уже светло! - услышал Дубровский над самым ухом.
В глаза ударил свет хмурого утра. Взгляд выхватил за окном низкие облака, скользнул по грязным обшарпанным стенам железнодорожной будки и остановился на перевернутой табуретке, валявшейся в углу.
- Дядя Леня, вокруг никого! Я уже посмотрел,- сказал Пятеркин.
- Это хорошо. Только что ты меня все дядей зовешь? Тебе уже пятнадцать, а мне всего двадцать два года. Можешь просто Леонидом звать.
- Так вы ж сами меня так учили,- обиженно проговорил Виктор.
- Верно. Учил. Но это ж если при немцах. Для них тебе только двенадцать лет. А сейчас мы одни.
- Не… Так я запутаюсь. Лучше я вас все время дядей звать буду.
- Ладно. Валяй зови дядей.
Дубровский поднялся и, натянув сапоги, прошелся по маленькой комнатке из угла в угол.
- Ботинки твои не просохли? - спросил он строго.
- Нет, еще сыроватые.
- Чего ж ты их на ноги натянул?
- Ничего, я привычный. Не босиком же идти.
- Тогда давай почистим нашу одежду.
Леонид поднял с пола зеленую немецкую шинель и, разложив ее на плите, принялся перочинным ножиком соскребать грязь. Больше часа провозились с одеждой. Было уже около девяти, когда они покинули железнодорожную будку, приютившую их этой ночью.
Вдали, у подножия небольшого холма, раскинулся населенный пункт.
- Село Черкасское! - опознал Дубровский.- Через него дорога на Ворошиловск. Это нам по пути.
- Не Ворошиловск, а Алчевск,- хмуро поправил его Пятеркин.
- Алчевск и Ворошиловск - это одно и то же. Пора бы знать. Не маленький.
- Ворошиловск - это по-нашему, по-советски. А у немцев он Алчевском называется. Зря я это заучивал, что ли? Небось опять скажете: «Это при немцах, а сейчас мы одни». А я не хочу так, не могу. В голове тогда все перепутается…
- Ладно-ладно. Договорились, ты прав,- перебил его Леонид.- Значит, с этой минуты город Серго - это Кадиевка, а вместо Ворошиловска - Алчевск. И я для тебя дядя Леня. Только обещай мне: когда война кончится - будешь меня Леонидом звать.
- До этого еще дожить надо,- высказался Пятеркин. И сказано это было столь обдуманно и серьезно, что Леонид невольно поежился. Еще большим уважением проникся он к этому не по годам взрослому человечку.
Вскоре Черкасское осталось далеко позади. По сторонам большака, на который вышли разведчики, виднелись позиции дальнобойной артиллерии немцев. По дороге то и дело с урчанием и грохотом проезжали огромные, крытые брезентом грузовики, обдавая прохожих сизым, масленым перегаром солярки. Изредка попадались телеги с местными жителями.
И никто не обращал внимания на человека, шагавшего в немецкой, по-фронтовому грязной шинели, перехваченной солдатским ремнем, и на семенившего рядом с ним мальчишку.
К вечеру ветер разметал по небу хмурые тучи, кое-где показалось голубое весеннее небо, и в лужах заиграли солнечные зайчики. Идти стало легче.
К Алчевску подошли уже в сумерках. Где-то далеко позади перекатывался гул артиллерийских залпов. В течение дня этот гул несколько раз доносился издалека и вновь затихал так же внезапно, как и появлялся. Но если днем он слышался явственно и отчетливо, то теперь лишь призрачные, еле уловимые отголоски его приглушенно долетали до слуха.
- На этот раз будем искать настоящий ночлег,- сказал Леонид, положив руку на плечо Виктора.- Может, найдется добрая душа, пустит переночевать.
- Надо на самой окраине пошукать. К ночи в город нам не с руки заходить,- отозвался Пятеркин.
- Устал небось за день?
- А что? Километров двадцать пять, а то и все тридцать мы отмахали… Не так уж я устал, как есть охота.
- Потерпи. Найдем ночлег, тогда и перекусим. Доедим сало, а завтра промышлять начнем.