Серго облокотился на край стола, втиснул подбородок в ладонь и, откинув седеющую голову, смотрел на Михаила Николаевича. Может быть, сдержанность Тухачевского могла кому-нибудь показаться холодноватой. Но Серго давно открыл в этой сдержанности энергию — ровную, упругую, неистощимую.
— В индустрии социализма заложены гигантские возможности, — заключил Тухачевский. — Наша промышленность может и должна обеспечить Красную Армию современными боевыми машинами. От вас, дорогие товарищи, зависит, как быстро наши планы превратятся в реальность.
Во время перерыва в курительной комнате делились впечатлениями.
— А ты, отец заводов, что скажешь? — спрашивал насмешливый голос откуда-то из дымовой завесы, обращаясь к директору Уралмаша.
— Доказательства и выводы, конечно, неоспоримые, — отвечал озабоченный директор. — Но трудно представить, что мы можем еще сделать сверх ковочных прессов, листопрокатных станов, дробилок и кранов. Только проектируем, а план уже на несколько лет вперед. Уже не говорю об освоенной продукции — пушке Брозиуса и…
Насмешливый голос перебил:
— Судили мы твою пушку.
— То есть как?
— А вот так…
С шутками-прибаутками, но не отступая от истины, магнитогорец поведал о старом мастере, который в штыки встретил пневматическую пушку для заделки доменной лётки после выпуска чугуна. Старик кричал: «Выдумки! Вовек не закроем лётку!» И приказал горновым кидать глину в огненное горло лопатами, как сто лет кидали.
— Четыре дня заседал общественный суд: одна смена — у домен, две — на суде. Всё чин чином, с защитником, обвинителем. И приговор был по всей форме: «Именем Союза Советских Социалистических Республик считать уралмашевскую пушку невиновной!»
В курилке грянул хохот.
— Уломали упрямца?
— Еще как! Попробуй сейчас кто-нибудь лопатой заделывать лётку — заест.
Проводив Тухачевского, Серго встретил в коридоре Гинзбурга.
— Как ты, Семен, доволен пополнением? Оправдывают твои надежды молодые кадры?
— Полугода не прошло, товарищ нарком. Не рано ли делать выводы?
— Не дипломатничай, Семен, говори прямо.
— Стараются. Но они пока школьники в конструировании — какой с них спрос?!
— А Кошкин? Помнится, вы с Кировым расхваливали его. Или для красного словца?
— Кошкин — прирожденный организатор, хороший коммунист.
Серго поморщился:
— Эти качества у него были, наверно, и до института; меня интересует конструктор Кошкин, понимаешь, Семен, кон-струк-тор!
— Кошкин хорошо проявил себя на «сто одиннадцатом». Мы хотим поставить его руководителем группы.
— Вот как! А где он? Остался в Ленинграде? Я хотел бы с ним познакомиться.
— Он здесь… Сейчас. — И Гинзбург торопливо ушел в курилку.
Минуты не прошло, как Кошкин стоял перед наркомом. Серго быстрым взглядом окинул конструктора, заметил в серых глазах напряженность и улыбнулся, чтобы снять ее.
— Мне говорили, вы не жалеете, что напросились на опытный… А однокашники?
— Большинство довольны, товарищ нарком.
— Значит, есть и такие, что недовольны?
— Есть.
— Отчего же? Киров уверял: прекрасные ребята, добровольцы. Что же им не по душе пришлось на опытном?
Кошкин медлил.
— Возможно, вам неловко говорить при начальстве, — подбодрил его Серго, — но если оно, начальство, грешно, скажите прямо — речь идет о кадрах. Будем мы их иметь в танкостроении или не будем!
— По-моему, отсев неизбежен. Некоторые выпускники представляли себе танковое производство менее трудным и более громким, что ли. Один так и сказал: работы по макушку, а хвала даже пятку не щекочет.
— Славу сразу захотел! Пусть ищет ее не в оборонной промышленности. Нам нужны люди, преданные делу, а слава… Нет, будем строги и кадры подберем по принципу: лучше меньше, да лучше!
Лицо его стало жестким, но тут же опять смягчилось.
— Мой помощник предупредил вас о завтрашнем совещании работников оборонной промышленности? К сожалению, не могу быть, но я скоро приеду в Ленинград и вместе с Кировым явлюсь к вам. — Он повернулся к Гинзбургу. — Тогда посмотрим ваш «сто одиннадцатый», так ли он хорош, как товарищи утверждают.
И, обращаясь ко всем, кто находился в коридоре, пригласил в кабинет:
— Пойдемте, товарищи. Попьем чаю.
На столах в кабинете наркома появился чай с легкой закуской. Серго угощал товарищей и шутливо знакомил их друг с другом:
— Авраамий Павлович Завенягин!.. Сиди, сиди, не вскакивай, я же не официально… Между прочим, утверждают, что надо мной и Завенягиным пол-Москвы хохочет. Взял, говорят, Орджоникидзе руководящего деятеля Наркомтяжпрома и бросил в глушь, на металлургический комбинат… Пей горяченького, а то ты в глуши похудел, бедненький, и осталось в тебе только восемьдесят килограммчиков…