Кошкин понимал настроение в КБ: приехал неизвестный человек в коллектив, который вырастил не один десяток видных конструкторов, инженеров, — отчего же не поставили главным конструктором одного из них? Сможет ли понять новичок их прошлое и настоящее, почувствовать их боли и радости?
Кошкин знал: на заводе годами привыкли идти от одной серии БТ к другой, совершенствуя машину, но не меняя основ конструкции и технологии производства. Это было спокойно для КБ, удобно для завода, да и танкисты не могли нахвалиться «бетушкой» — юркой, быстрой, надежной. Как-то в беседе с конструкторами Кошкин усомнился в перспективности колесно-гусеничного хода и надежности противопульной брони — на него посмотрели с неприязнью. Он рассказал о танковых боях в Испании, о «двадцатьшестерках», тонкую броню которых пробивали снаряды фашистских противотанковых пушек. Конструкторы вежливо выслушали и так же вежливо, но настойчиво стали доказывать, что с «бетушками» это не могло бы случиться, так как они в два с лишним раза быстроходнее, чем гусеничный Т-26, и не успели бы фашисты прицелиться, как БТ протаранили бы их пушки. Пойти в открытую против коллектива, доказывать опасность самоуверенности конструкторов Кошкин не мог, пока не найдет единомышленников.
Он искал, верил, что встретит таких на заводе.
Захаров, с которым Кошкин подолгу разговаривал вечерами, настоятельно советовал поближе сойтись с Морозовым. Кошкин и сам не раз присматривался в КБ к конструктору. Худощавый, молчаливый, не очень-то приветливый на вид, тот обычно сидел, не отрываясь от чертежной доски, и Михаил Ильич не представлял, как можно вызвать этого человека на откровенность. «Эх, был бы ты, Кошкин, пообщительней, поконтактней…» — упрекал он себя.
Часами Михаил Ильич изучал в архиве проекты молодых работников КБ. Оживали листы ватмана, и главный конструктор искренне восхищался Морозовым.
…В тридцать четвертом году в коробке передач танка БТ-5 обнаружился конструктивный недостаток — разрушались зубья конической шестерни. Завод объявил конкурс на конструкцию новой коробки. Проекты представили опытные инженеры. А он — техник Саня Морозов сделал лучше всех: его трехскоростная коробка оказалась самой простой и надежной в эксплуатации. В коробке передач Морозова были и талантливые находки, и детали предыдущей конструкции — это облегчало производство. «Если не такие, как он, то кто же тогда будет бороться за новое? Его бы в группу перспективы!..» — мечтал Кошкин, рассматривая в архиве чертежи. Он еще не знал, что Морозов тоже заинтересовался им.
Началось это в те дни, когда сюда, с опозданием месяца на два, докатились вести о провале «сто одиннадцатого». Должно быть, кому-то выгодно было изобразить главного конструктора неудачником, невеждой в проектировании и создании опытных образцов. Поползли слухи, что Кошкин скрывал неудачи, пока комиссия наркомата не установила негодность «сто одиннадцатого». Морозов не верил этим шепоткам. «Профана, полузнайку не послал бы к нам Серго», — думал он.
Василий Фомич Захаров, член парткома завода, рассказал Морозову, что начальник производства Степарь восстал против намерения Кошкина создать конструкторскую группу перспективного проектирования, провалил это предложение у директора и попытался то же самое сделать на парткоме.
— Мы, правда, приструнили Степаря, но он продолжает сопротивляться. Тебе бы, Саня, в группу перспективы! Кошкин подбирает конструкторов.
Морозов уставился на соседа:
— Группа перспективы? В первый раз слышу. Почему же ваш квартирант словом меня не удостоил?
— Молчун ты, Сань, как ему с тобой разговаривать? Пойдем со мной, у Кошкина к тебе дело.
Они просидели до утра. Михаил Ильич говорил о машине, в которой соединились бы все лучшие качества легких, средних и тяжелых танков. Мало того, она должна иметь и принципиально новое: противоснарядную броню, мощную пушку, дизель-мотор.
— Это же сверхзадача, Михаил Ильич! — шепотом, чтобы не разбудить хозяев за стенкой, воскликнул Морозов. — Вы думаете, ее можно решить?
— Обязаны. Хотя бы потому обязаны, Александр Александрович, что не решить ее сейчас, когда вот-вот грянет гроза, советские конструкторы не имеют права.
На Южном заводе было три конструкторских бюро: проектирования новых образцов БТ, серийного производства освоенных машин и дизельное. Начальники КБ были независимы и работу вели, почти ничего не согласовывая друг с другом. Предшественника Кошкина величали шефом всех конструкторов весьма условно. Старый инженер, человек не склонный к ломке хорошо освоенного, он оставался в стороне от поисков новых путей в танкостроении, и это в общем вполне устраивало начальника производства Степаря, к которому фактически перешло руководство конструкторами. С этим на заводе смирились, и уже казалось, что без подчинения всех и вся Степарю, энергичному, предприимчивому человеку, выпуск серийных танков разладится.