Партийный комитет и новый директор завода Юрий Евгеньевич Максарев обратились к Ворошилову и Павлову с просьбой вмешаться в судьбу Встречного, заслушать Кошкина на Главном военном совете по проектам обеих машин. Ответ пришел от заместителя наркома Кулика. Кошкину предлагалось выехать в Москву только с проектом Т-20.
Михаил Ильич надеялся до заседания встретиться с Павловым, может быть, и с Ворошиловым, попросить разрешения доложить совету и второй проект. Но нарком и Павлов оказались на Дальнем Востоке, член Главного военного совета маршал Блюхер, доброжелатель Встречного, тоже остался там на маневрах. Это огорчило и обеспокоило Кошкина.
В тот вечер он гостил у Жезлова, назначенного начальником отдела бронетанкового управления. От него у Кошкина секретов не было, и он признался, что хочет все-таки представить Главному военному совету оба проекта.
Жезлов почувствовал: не отступится Кошкин.
— Ума не приложу, чем тебе помочь.
— Достань, пожалуйста, пропуск для макета Встречного. Мне дали только на Т-20.
— Попытаюсь.
На следующий день, когда приглашенные вошли в кабинет наркома, они увидели на столе, покрытом синим сукном, отшлифованные до зеркального блеска макеты: один — обтекаемый, полуметровой длины, другой — менее внушительный, в треть метра.
Председатель техсовета Наркомтяжпрома, насупившись, подошел к Кошкину, хотел что-то сказать, но в это время раскрылись дубовые двери, и в них появился Сталин. За ним — заместитель наркома обороны Кулик и еще пять членов Главного военного совета. Едва заметным кивком Сталин поздоровался со всеми. Рядом с крупным Куликом, одетым в новенький мундир, Сталин в полувоенном кителе из серой шерстяной ткани и таких же серых брюках выглядел подчеркнуто скромно.
Взгляд Сталина скользнул по столу, задержался на макете танка с длинным стволом пушки и остановился на лице Кулика. Тот показал на председательское кресло, но Сталин махнул рукой, мол, место себе найду, и, отойдя к дивану, сел на его краешек.
Кулик объявил повестку дня, спросил представителя Наркомтяжпрома о том, кто будет докладывать, и, услышав: «Конструктор Кошкин», предупредил:
— Пятнадцать минут.
За те секунды, что Кошкин шел к макетам и стенду с чертежами, он окончательно решил начинать с проекта Встречного: «Буду защищать, пока не прервут!..»
Начал с того, что объяснил, почему осмелился без разрешения привезти макет танка и чертежи проекта, который не обсуждается, почему считает необходимым познакомить Главный военный совет не только с колесно-гусеничным, но и с гусеничным образцом.
— В проекте этого танка учтены недостатки первой машины с противоснарядной броней. Ту машину армия ждала от ленинградцев, а она не выдержала испытаний. Мы усилили броневую защиту, но оставили маломощный мотор. Кроме того, приближаясь по весу к тяжелому типу, танк имел сорокапятимиллиметровую пушку, ту же, что имеют БТ и Т-26.
Кошкин смотрел на Сталина, но краем глаза видел сердитого Кулика, готового, казалось, прервать его доклад.
— Что отличает предлагаемый сейчас проект? Что будет характерным в новой машине? Броня в тридцать и сорок миллиметров вместо пятнадцати на нынешних легких и двадцати — на среднем колесно-гусеничном Т-20. Компактный дизель в пятьсот сил, сконструированный и испытанный на нашем заводе, позволит достичь по шоссе скорости пятьдесят километров в час, что близко к скорости БТ. Длинноствольная пушка калибра 50—60 миллиметров, какого не имеет ни один зарубежный танк, увеличит дальность и точность стрельбы.
Кошкин говорил внешне спокойно, экономил время на паузах и продолжал обращаться к Сталину, который внимательно слушал.
— Я далек от мысли, что проект идеален. Но расчеты, эксперименты подтверждают: создание такого принципиально нового, мощного, универсального танка возможно.
Сталин пошевелился, облокотился левой рукой на колено и положил подбородок на ладонь, так что усы наполовину прикрылись указательным пальцем. Он смотрел исподлобья, и Кошкин думал, что нехорошо все время глядеть на Сталина. Перевел взгляд на Кулика, и тот, словно ждал этого, потребовал: