— Не думаю, мой фюрер. Там мне пришлось обучаться самому и учить молодых немцев на деревянных макетах. Сначала они обтягивались сверху парусиной и перемещались моими солдатами, потом делались из жести и передвигались силою мотора.
— Деревянные макеты?.. Вот она, сущность России! — истолковал Гитлер по-своему слова Гудериана, но тот уточнил, что ведет речь не о русских, а о немецких макетах.
— Когда я уезжал из России, она уже начала производить и оснащать войска легкими танками, скопированными с «Рено». Их насчитывалось в армии около двух десятков. На одном из таких танков обучались курсанты Казанского танкового училища.
— Единицы, да и те собирали из готовых французских узлов и деталей… — заметил Гитлер. — Мне хочется услышать, каковы сейчас силы большевиков: сколько еще машин они успели скопировать с «Рено» за прошедшие годы — сотню, две? А то некоторым паникерам мерещатся целые бронированные армады.
«Атташе…» — понял Гудериан. За несколько мгновений, которые отделяли вопрос от ответа, он успел подумать, что если потворствовать иллюзиям Гитлера, уменьшить цифры танковой мощи России, то его, Гейнца, план ускоренного развития броневых сил рейхсвера лишится главной мотивировки. «Скрывать истину невыгодно, говорить ее канцлеру небезопасно, а хуже всего хитрить с ним. Эти холодные проницательные глаза не простят…»
— В России насчитывается не менее пяти тысяч танкеток, танков и бронемашин, мой фюрер! Большинство из них — русских конструкций.
Гитлер встал, забросил руки за спину и пошел, все убыстряя шаг, вокруг стола, вбивая в Гудериана, как гвозди, полные иронии фразы:
— Тысячи танков… У России? Да она напоминает колосса, идущего по болоту и, чтобы не завязнуть с головой, опирающегося на плечи цивилизованных государств. Россия все берет у Германии, Англии, Соединенных Штатов — берет машины, берет инженеров, берет технологию. Без нас она ничто… Отказать бы России во всем, заявить ей: создавайте сами свой рай, — вот тогда весь мир увидел бы, как она сломает себе шею!
Без всякой видимой связи канцлер перескочил на то, что офицерский корпус, скованный обветшалыми традициями, плохо его понимает, но скоро поймет, потому что он, Гитлер, освободит Германию от оков Версаля, уничтожит безработицу, политические склоки партий, создаст армию, которую никогда не имело и никогда не будет иметь ни одно государство мира.
«Кто не мечтал об этом? — думал Гудериан. — Видимо, неожиданный выход Гитлера на авансцену политики тем и объясняется, что его цели совпадают с желанием элиты немецкой нации».
А Гитлер, остановившись и устремив взгляд в полковника, продолжал говорить о том, что он сделает армию всемогущей, что она испепелит всех, кто поставил Германию на колени, и спрашивал, понимают ли офицеры генштаба угрозу России, где скот, зараженный бациллами большевизма, вырвался из хлева.
Гудериан каждым нервом ощутил: надо вклиниться с планом сейчас, другого такого момента может не быть. «Докладывай по памяти, она тебя никогда не подводила…»
И он изложил свой план рейхсканцлеру пункт за пунктом, слово за словом.
— Все, мой фюрер, это все… — выдохнул с облегчением Гудериан.
Только тут он заметил, что Гитлер слушал его, вжавшись в кресло и опустив голову. Еще минуту рейхсканцлер сидел, что-то, должно быть, обдумывая, потом сказал, что доволен совпадением своих мыслей о решающей роли механизированных войск со взглядами первого танкиста Германии, и стал уточнять организационный раздел плана.
— Вы говорите, дивизия, корпус… А сколько машин потребуется для каждого соединения, какое время для их создания?
— Дивизия должна иметь около двухсот танков, корпус — в три раза больше, мой фюрер. Если наши фирмы начнут их выпускать через год, то года через два — два с половиной я смогу вам показать на маневрах полнокровную дивизию.
— Танки будут скорее, чем вы думаете, полковник! Столько, сколько необходимо для уничтожения любой коалиции противников рейха, — любой! — провозгласил Гитлер, добавив, что наделяет Гудериана правом лично установить деловые контакты рейхсвера с руководителями фирм, которых назовет ему директор крупповских заводов Мюллер.
— Разрешаю вам, господин полковник, сообщить высоким представителям фирм наш план развития танковых сил, согласовать совместные действия армии и промышленности на этот и предстоящий год.
Гудериан уходил из рейхсканцелярии гордый и счастливый. Никогда в жизни он не верил так в свою восходящую звезду, как сейчас.