Из- за крайнего в строю танка показался длинный, худой, одетый в синий рабочий комбинезон начальник КБ Ленинградского опытного завода Семен Гинзбург. Веснушчатое лицо выражало досаду -опоздал к появлению наркома.
- Где ты, Семен, прятался?
- В танке, товарищ Серго. Сказали, топливный насос сплоховал… Проверил - все в порядке.
- Гляди, если на Красной площади промашка выйдет - не пощажу!
Но то, как он это произнес, как положил руку на острое плечо конструктора, ясно показывало, что нарком не сомневался в Гинзбурге, что он не случайно доверил ему руководство центральным конструкторским бюро по танкам, а когда пустили опытный завод в Ленинграде, послал туда начальником КБ. Спроектированный ленинградцами одно-башенный, пушечный Т-26 стал подвижной лабораторией и одним из самых массовых танков Красной Армии. На шасси Т-26 были сделаны три образца самоходных артиллерийских установок. Но сейчас наркома интересовала главная новинка опытного завода.
- Когда будет готов проект? - спрашивал он Гинзбурга.
- В мае, товарищ Серго.
- Оптимальная толщина брони?
- Шестьдесят миллиметров.
Жезлов догадался: речь идет о проекте первого танка с противоснарядной броней. Но ответ конструктора показался ему фантастичным. «Оговорился, наверно. Мыслимо ли на среднем танке ставить такую, если лобовая броня тяжелого танка и та тридцать миллиметров?!»
Жезлов подумал, что мешает конструктору откровенно поговорить с наркомом, и нашел предлог отойти подальше.
- Ты что хотел мне сказать, Семен? - спросил Серго.
- Конструкторов не хватает. Нам трудно уже сейчас, что же будет дальше? Путиловскому и Южному заводам дают студентов - присылают на практику по тракторам, дизелям, паровозам. Они имеют возможность изучить молодежь, отобрать лучших для будущей работы в танковых КБ. А нам отказывают даже в практикантах. Вы, говорят, опытный танковый, а мы танкостроителей не готовим…
- Жаль, что я раньше не знал. - Серго подергал ус. - Когда практика студентов Ленинградского политехнического?
- С июня по август, товарищ нарком.
- В этом году получишь старшекурсников.
Серго посмотрел на синевато-серую дымку, скрывшую восточный сектор полигона, и попросил Гинзбурга провести всю группу средних и тяжелых танков на дальние трассы, туда, где находился Ворошилов.
- Спросит Климент Ефремович, где я, скажи: задержался с Жезловым. Скоро вас нагоним на командирском танке.
2
Колонна машин удалилась. К оставленному возле лесной опушки Т-28 подошли комбат и нарком. Жезлов в глубине души надеялся узнать у Серго подробности гибели отца. Однополчанин рассказал, как белые налетели на штаб, как отец бился бок о бок с Серго и прикрыл его своим телом от сабельного удара белогвардейского офицера. Фрол в это время валялся в госпитале - 15ыл ранен в разведке…
- Ну покажи, испытатель, каков мотор, какова машина.
«Нет, не время спрашивать».
Не успел Жезлов занять место за рычагами управления, как услышал позади возню и, обернувшись, увидел Серго, который спустился к нему через башенный люк и занял место стрелка.
- Заводи! Полные обороты давай!
- Не имею права! Запрещено посторонним…
- Это я посторонний?!
Жезлов растерялся. Вправе ли он применять к наркому и члену Реввоенсовета строгую инструкцию для испытателей танков? Но пока он думал, как поступать, Серго потребовал:
- Танкошлем давай - вот это будет по инструкции. Жезлов подал наркому шлем стрелка:
- Застегнитесь.
Включил стартер и, тронув танк с места, скосил глаз на Серго. Тот, немного привстав, подался к смотровой щели и, увидев, что танк параллельной ровной трассой обходит полосу препятствия, кольнул усом щеку Жезлова: - Не хитри! Поворачивай на эскарп!
Третий год Жезлов испытывал новинки советской броневой техники. Ему попадались на испытаниях и более удачные и менее удачные конструкции, и каждую нужно было по многу раз провести через препятствия, создавая предельное напряжение на все узлы машины. «Испытатель не наездник, - внушал Фролу его наставник. - Ищи малейшие конструктивные слабости. Мотай машину до тех пор, пока не вскроешь: вот они где, вот что менять необходимо». И Жезлов, берясь за рычаги, давал максимальные нагрузки мотору, рискуя часто и находящейся в его руках машиной, и собственной жизнью.
Но на испытаниях рядом с ним никого не было, А тут - нарком! И он требует брать эскарп…
Сколько Жезлов ни преодолевал это сложное препятствие, ни разу не бывало, чтобы его бросило в жар, как сейчас, в момент критического подъема машины. И когда эскарп остался позади, у него непроизвольно вырвалось:
- Все!
Лучше откусил бы язык. Жезлову показалось, что именно это слово и распалило Серго.
- Давай рычаги! - потребовал нарком. Но, увидев, что Жезлов упрямо сцепил губы и замотал головой, продолжал уже не так настойчиво, даже просительно: - Чего боишься? Я не раз машины водил. Мне интересно сравнить, какая легче управляема - эта или двадцатишестерка… Спроси моего шофера, он мне доверяет, а ты боишься.
Должно быть, желание испытать своими руками этот танк заставило Серго дипломатично умолчать о спорах с шофером. Все семь лет, что тот был с наркомом, он то уступал настойчивости Серго, то клятву себе давал больше в жизни не делать этого. Как только Орджоникидзе клал руки на баранку, так взрывался его южный темперамент, все обещания соблюдать осторожность мгновенно забывались, улетучивались, и автомобиль мчался вихрем. Если бы Жезлов хоть краешком уха слышал об этом или о том, что начальник полигона лишь однажды позволил наркому провести Т-26 несколько метров, да и то по ровному месту, разве уступил бы!
- Что, клятву тебе дать, что ли? Поведу осторожно, на позорной скорости…
И случилось то же самое, что не раз случалось в кабине автомобиля. Только сел на место Жезлова,. как мальчишеский азарт одолел, мотор лихорадочно стал набирать обороты, а Серго было все мало. Он громко засмеялся, должно быть, от ощущения власти над машиной, и уже не было силы, которая в эти минуты могла удержать его от рывка к препятствию. Жезлов пытался перехватить рычаг, остановить танк, да куда там - Серго спиной, боками отталкивал комбата.
3
В районе дальних танковых трасс возле кустарника, опоясывающего огромное поле, Гинзбург остановил машины, поднялся с биноклем на высокую спину Т-35, чтобы разобраться, где искать Ворошилова и начальника полигона.
Он увидел их на холме по другую сторону поля - Ворошилова впереди, а начальника чуть сбоку, в группе командиров. Все следили за двумя легкими танками, продвигающимися к противотанковому рву в центре ноля. Один такой танк никогда не сумел бы преодолеть трехметровый ров, а состыкованные друг с другом - нос к корме, - они легко взяли его, потом разомкнулись, сблизились и замерли борт к борту.
Экипажи вышли, из машин, построились в ожидании наркома. В это время и подоспел Гинзбург. Он смотрел, ощупывал каждый выступ, каждое звенышко немудреного, но неизвестного ему до этих минут механизма.
То была автоматическая сцепка. На каждой машине два приваренных к листовой броне кронштейна: на корме - с выступом-ловушкой, на носу - с отверстием. Механик-водитель задней машины сближался с передней след в след гусениц, и сцепка происходила автоматически. Разъединение производил со своего места водитель переднего танка.
Обогнув длинный ров, автомобиль наркома подъехал к экипажам. Ворошилов принял рапорт командира взвода, пожал руки танкистам и, заметив Гинзбурга, подошел к нему:
- Нравится, Семен Александрович?… Вот на что способны мои изобретатели!
Гинзбург не мог не признать, что замысел любопытен и механизм сам по себе удачен. Правда, он тут же подумал, что бой на таком вот ровном поле будет явлением редким, да и стыковаться под огнем врага ой как непросто. К тому же для преодоления танковых рвов можно применять менее сложные приспособления, а для эвакуации подбитых танков имеются тягачи. Может быть, правильней оснастить подобной автосцепкой именно тягачи? Но все это надо было еще продумать, и Гинзбург не стал пока подробно высказывать наркому свои соображения.