У блаженного Августина была замечательная догадка, что Бог сотворил всё разом, но распределил по шести космогоническим дням для удобства нашего восприятия, «подобно тому, как голос есть материя слов и слова указывают на образовавшийся звук, но тем не менее, говорящий не начинает издавать бесформенные звуки, чтобы потом собирать и образовывать из них слова». Действительно, мы бы просто сошли с ума, если бы всё сверхизобилие тварей явилось перед нашим умом сразу, без структурирующей и упорядывающей последовательности развития – без эволюции! К тому же, восходящая последовательность видов сама по себе эстетически прекрасна.
Блаженный Августин также прямо говорит и о творении «в начале» и самого времени: «Времен не было бы, если бы не было творения… Бог… есть Творец и Устроитель времени».
Также Августин говорит, что в первом стихе «небо» – означает мир ангельский; «земля» – материальный мир – она пока что «безвидна и пуста» (Быт.1:2) Василий Великий говорит об ангельском эоне, бывшем до материального мира. (Интересно, что тем же словом "эон" в современной геологии называют крупнейшие временные отрезки.) Не отнести ли те миллиарды лет, когда материальный мир был ещё безжизненным, к этому ангельскому эону? Тем более, что Писание как будто на это намекает: творение Земли происходило "при общем ликовании утренних звезд, когда все сыны Божии восклицали от радости" (Иов 38:7) И именно так это понимает преподобный Исаак Сирин: «В первый день сотворено девять духовных природ [т.е. ангельских чинов] в молчании и одна природа – словом; и это – свет.» («Слово 17»//«Слова подвижнические») Интересно, как от Лица Божьего в своих «Гимнах» говорит преподобный Симеон Новый Богослов (Гимн 40):
«Солнце, звезды и земля как бы малым поделием для Меня
Были, и все прочее также, что видишь ты.
Ангелы, видящие славу славы, а не самое естество (Мое),
Задолго прежде них произведены Мною.»
(Если дни творения были бы равны по длительности современным суткам, то никак не получилось бы это "задолго прежде"…)
Используемое в Библии еврейское слово «йом», переводимое обычно как «день», совершенно не обязательно означает отрезок времени, равный современным суткам. Так уже в начале следующей, второй, главы книги Бытия это же слово используется для обозначения всего времени творения (в синодальном переводе стоит слово «время» – Быт.2:4). В святоотеческой традиции закрепилось метафорическое понимание седьмого дня как всего исторического времени, а восьмого – как грядущей вечности, Царствия Небесного. Великий Василий в толковании к первому дню творения пишет по поводу дня восьмого: «Назовешь его днем, или веком (греч. αἰῶνα – эоном), выразишь одно и то же понятие, скажешь ли, что это день, или что это состояние, всегда он один, а не многие, наименуешь ли веком, он будет единственный, а не многократный»; и также метафорически предлагает понимать и день первый, «единый», как всё временнОе бытие мира: «Посему и Моисей, чтобы вознести мысль к будущей жизни, наименовал единым сей образ века, сей начаток дней, сей современный свету, святый Господень день, прославленный воскресением Господа. Потому и говорит: бысть вечер, и бысть утро, день един. (Быт.1:5)» («Беседа 2»//«Беседы на Шестоднев»)
2.3 Дни – это, возможно, также те этапы, какими перед духовным взором Моисея была явлена Божественная космогония.
«Да будет свет… И отделил Бог свет от тьмы» (Быт.1:3-4) Первым Моисей увидел то, что спустя три с лишним тысячи лет назовут «большим взрывом» – свет, что был раньше солнца и звезд, – первый свет мироздания отделяется от тьмы! Сам свет, освещенность, названа днём, а тьма, отсутствие света, ночью.
«…да отделяет воду от воды…» (или бездну от бездны) (Быт.1:6) Вторым этапом тайновидец уже там, в той точке пространства, где по Промыслу Божьему будет земля, – и вот он и ликующие ангелы наблюдают, как из однородной среды газопылевого облака (посредством тяготения формирующейся планеты Земля) вниз, как бы под ноги тайновидцу собирается пыль, слипаясь в будущую планету, а вверх взмывает газ и более лёгкие пылинки, которых не удерживает тяготение. Моисей описывает это языком его века, как небесную твердь, разделяющую бездну вверху от бездны внизу. И действительно, небо и теперь похоже на твердь, и мы бы до сих пор так думали, если бы Бог не благоволил развитию естественных наук. Уже в раннехристианские времена ряд святых отцов понимали "твердь небесную" в переносном смысле (например, свт. Григорий Нисский, "О Шестодневе"), как воздушное пространство, называемое твердым лишь в сравнении с тончайшей природой ангелов…