14сомелье – человек, отвечающий в ресторане за вина
15Сокровище (Isla del Tesoro) – сеть ресторанов “Остров сокровищ”
Глава 21
Я просыпаюсь от звонка и тихо проклинаю почтальона и разносчиков рекламы. У меня
сырая от пота голова и густой, вязкий привкус во рту. Я даже не собираюсь вставать, засовываю голову под подушку и жду, что дверь откроют из другой квартиры. Но звонок звучит снова. На ум мне приходит картина стоящего в ожидании на лестничной клетке Самуэля. Это было бы логично, что он пришел просить у меня объяснений, почему это я так хорошо осведомлен о смерти Клары. Я приподнимаюсь, и острая боль в висках заставляет меня снова лечь. Я проверяю, что сообщение Клары “Я тоже немножко скучаю. Чуть-чуть” все еще там.
Снова звонят. Нехотя, я плетусь к двери и вижу там вспотевшую, ненакрашенную Карину.
На ней спортивный костюм и кроссовки.
- Вчера, когда мы ходили в горы, на тебе была юбка, – это самое первое, что я говорю ей,
не пригласив войти, не потому что я этого не хочу, просто это мне даже в голову не пришло.
- Ну и что?
- Ни одна женщина не надевает юбку, чтобы лазать по горам. Я думал, ты что-то имела
против брюк.
- Я вышла на пробежку. Ты замерзнешь.
Тогда я понимаю, что самым разумным было бы предложить ей войти, хотя я чувствую
себя грязным и потным, сознаю, что на мне растянутая пижама, и представляю свое затрудненное дыхание.
- Не хочешь войти?
- Иди-ка ты обратно в постель.
Слегка растерявшись от ее решительного тона, я подчиняюсь, и она идет следом за мной в спальню. Я жалею о том, что у меня не было времени проветрить ее. Я ложусь в кровать и закрываю глаза. На минуту я чувствую, что у меня скручивает желудок.
- Ты на самом деле пришла поухаживать за мной?
- Как ты?
- Я чувствую себя гораздо лучше, когда перестает трещать голова.
- Ты что-нибудь пил?
- Виски. Вчера вечером, перед сном.
- Не будь дураком. Ибупрофен, френадол, аспирин.
- Не думаю, что они у меня есть. Я никогда не болею. Последний раз я болел гриппом больше двух лет назад.
- В этом мы похожи. Я тоже никогда не болею. Вот Клара подцепляла все простуды.
- И ты за ней ухаживала?
- Да, мне очень нравилось за ней ухаживать. Я чувствовала себя взрослой и ответственной.
- А теперь тоже?
- Я заварю чай. А пока ты будешь его пить, спущусь в аптеку.
- Тебе очень идет спортивный костюм.
- Иди полоскать горло.
- Серьезно. В спортивном костюме и без макияжа ты кажешься другой, более мягкой.
- Лучше или хуже?
- У меня нет чая.
- Господи, у тебя ничего нет!
- Вот сейчас я могу представить тебя развалившейся на диване с ногами под столом и
смотрящей телевизор.
- Где у тебя ключи?
- Что ты хочешь открыть?
- Твою дверь, тупица, чтобы ты не вставал, когда я вернусь.
- Черт его знает, посмотри в карманах.
Я снова закрываю глаза и думаю, что сейчас я немедленно засну.
Я просыпаюсь от стука чашек, дверец шкафов, звука шагов. Карина входит в мою спальню
с подносом. На подносе чай, хлеб, масло, мармелад, и френадол.
- Ты не можешь принимать таблетки на голодный желудок.
Теперь ее энергичность меня успокаивает, она позволяет мне не думать. Я слушаюсь ее,
как заболевший маленький ребенок. Я позволяю ей, чтобы она помогла мне приподняться и поудобнее уложила подушку. Я пью чай и жду, когда она намажет на хлеб масло и мармелад. Принимаю таблетку френадола.
- Ты чувствуешь себя виноватой, да?
- Хочешь, я сделаю тебе массаж?
- Ты говоришь серьезно?
- Нет, чтобы посмотреть, какое у тебя будет лицо.
От смеха голова у меня болит еще больше. Я медленно откидываюсь назад и снова ложусь.
- Вчера ты предложила мне что-нибудь почитать, – я указываю ей на потрепанную
открытую книжку, лежащую на ночном столике. Зажав открытую страницу, Карина пролистывает книгу.
- Филип Рот, я такого не знаю.
- Мне хотелось бы, чтобы ты представила меня Алехандро.
- А хорошо ли это?
- Ты не обращаешь на меня внимания.
- Конечно, потому что ты говоришь глупости, дорогой, – становится понятно, что она
перестала обращать на меня внимание, и какую-то долю секунды я думаю, что она собирается извиниться, но она начинает читать про себя.
-Так ты представишь меня ему?
- Зачем?
- Думаю, он мне написал.
- И ты в это веришь?
- А, кроме того, мне хотелось бы, чтобы мы поговорили о Кларе. Он рассказал бы о ней
мне, а я – ему.
Карина начинает читать. Она читает спокойным тоном, но очень выразительно. Карина
читает не очень громко, вероятно, от сознания того, что она читает больному. До этого самого момента я не понимал, что у нее мягкий, приятный голос, слегка приглушенный, в нем нет резкости. Я хочу сказать ей, как же мне нравится ее голос, и чувствую, что язык мой сильно распух, и занимает во рту гораздо больше места, чем обычно. Я слушаю, как она описывает мне магазин часовщика в Нью-Йорке, и звучит это так, будто ей самой досконально известно то, о чем она говорит.
Когда я просыпаюсь, на дворе уже темная ночь. Карина ушла. Книга снова лежит на
столике. Как жаль, что я так и не сказал Карине, как же мне нравится ее голос. Я снова засыпаю и не просыпаюсь до самого утра. Думаю, жар уже прошел. Не будь это выражение столь пошлым и избитым, я сказал бы, что приход Карины показался мне всего лишь сном. И, тем не менее, это уже сказано.
Глава 22
Сестра входит в квартиру и торопливо меня целует. Я рассказал ей по телефону о своей болезни и, хотя я упорно твердил, что уже поправился, мне так и не удалось отговорить ее от визита ко мне. Она придирчиво осмотрела гостиную, будто ища себе дело, которое просто необходимо выполнить. Почти не останавливаясь, она проходит дальше по коридору.
- Постели убраны, – говорю я, – и в шкафу порядок.
- А ванная?
- Сверкает и блестит.
- Так, где у тебя туалет, мне надо пи-пи.
Я ей не верю. Более того, я уверен, что ее спешка не имеет ничего общего с безотлагательной физиологической потребностью. Не останови я ее, она влетела бы в спальню и принялась застилать кровать, потому что там целая куча смятых простыней и подушек. Я плохо сплю, потею и ворочаюсь, причем не только из-за недавней простуды. Мой сон никогда не был легким. Постель – свидетель моих ночных треволнений. Во сне меня преследуют не истинные страхи и тревоги, а некие смутные опасения. Я ворочаюсь, меняя положение, вытаскиваю из-под головы подушку и снова кладу, потею, устаю, меня бесит вес собственного тела. И так каждую ночь.
Сестра выходит из туалета и направляется на кухню. Я не сказал? Тут же слышится шум льющейся в раковину воды и звон посуды. Я позволяю ей перемыть посуду. Сестра меня любит и оберегает. Вот она, дебелая баба с расплывшимся телом, с засученными по локоть рукавами и с широкой улыбкой торговки. В ней нет никакого изящества. Как же замечательно иметь такую сестру из мира сего, приземленную. Я не женился бы на ней, потому что ее шумные движения, в конце концов, напугали бы меня и заставили искать укрытия в каком-нибудь темном уголке. Я не выдержал бы ее жизнерадостного голоса, каким она раздает детям безотлагательные распоряжения.
Сестра выходит из кухни и останавливается передо мной, уперев руки в бока. Она почти никогда не садится. Она разговаривает стоя и пьет кофе тоже стоя. Нередко я вижу ее с тарелкой в руках – она ест, переходя с места на место, наводя порядок, что-то расставляя, подбирая, переставляя.