[53]; а вместо названия старшой в некоторых деревнях выражаются о домохозяине: дымная шапка; дымничать означает: смотреть житье-бытье жениха или невесты, то же самое, что выражение: «смотреть печь или шесток» в доме родителей невесты. Доселе уцелевшие народные обычаи живо свидетельствуют за то богослужебное значение старшого, какое принадлежало ему некогда в среде рода. В Малороссии до сих пор накануне Нового года хозяин исполняет тот же «законный» обряд, какой, по свидетельству Саксона-грамматика, совершал в старину жрец во время Святовитова праздника: он садится за стол, уставленный всякого рода печеньями, и после обычного замечания домочадцев, что его не видно из-за приготовленных яств, молит об урожае будущего года: «дай же, Боже, щоб и на той рок не бачили!». У болгар домовладыка напоминает о своем древнежреческом характере – в большие праздники (наприм., в «бадний вечер» – пред Рождеством), когда он, окруженный всеми родичами, берет кадильницу, кладет в нее ладон и кадит семейным иконам; на Юрьев день он режет жертвенного ягненка. В Сербии кутњи старjешина является с тем же характером в своем семействе: «кад се моле Богу, он почиње и свpшуje». В Тверской губ. в день похорон хозяин дома ставит на стол кипу блинов, зажигает свечу пред иконами, берет в руки кадильницу и молча кадит во все углы, а потом покойнику и всем присутствующим в избе. По указанию колядской песни, заклание в жертву козла совершалось стариком; в другой старинной песне, которую поют при «опахиванье», сказано: «кипят котлы кипучие, вокруг котлов стоят старцы старые; поют старцы про смерть, про живот, всему миру сулят годы долгие, а на злую Смерть кладут проклятье великое». До сих пор наболыпой в семье угощает Мороз киселем и кутьею, и вообще все уцелевшие от старины обломки жертвенных и богослужебных обрядов главным образом совершаются стариками и старухами. Исстари родоначальники назывались у славян князьями, которые и соединяли в своих руках власть правительственную вместе с религиозною. Слово «князь», первоначальный смысл которого указывает на отца, основателя рода, доныне в различных славянских наречиях удерживает значения господина, правителя, сельского старосты и священника: пол. ksiądz, чешск. и лужиц. knez – поп, священник, predni knez – епископ, knezsrwo (слов, knázstwo) – духовенство, czerno-knezik – чародей, czemo-knezstwo – чародейство; в чешском переводе Евангелия X века архиереи названы enaezi popsti, а в Евангелии XIV в. kniezáta popowa; согласно с этим, по-литовски kunig’s – не только вообще господин, но и духовный сановник, kunigene – попадья[54]; на Руси же священников называют батька, батявка и отец (с прибавлением собственного имени, напр., отец Иван, отец Петр); старослав. поп, которое встречается уже в памятниках XI века, имеет то же значение: сравни: pater, papa, нем. phaph. Когда, с дальнейшим развитием общественного быта славян, отдельные роды стали сливаться в племенные союзы, а племена группироваться в одно гражданское общество («народ»), когда вместе с тем расширился и объем власти князя, поставленного во главе соединившихся племен, – и в это сравнительно позднейшее время он не утратил своего теократического характера. Подобно тому как наряду с родовыми очагами возникает представление о племенном и всенародном очаге, пламя которого чествуется равно всеми отдельными семьями и родами, так рядом с домовладыками, охранителями семейного единства и служителями отеческих богов в тесном кругу родичей, великий князь пользуется правами верховного жреца, служителя пред алтарем того священного огня, который был видимым знамением народного единства. При совершении общественного богослужения он является впереди, как пастырь народа. Летописец Нестор ни разу не упоминает об особенных жрецах, а напротив, во всех случаях, где необходимо должны бы действовать жрецы, если бы существовали они как отдельный класс, говорит о князе и боярах: в. кн. Владимир ставит кумиры в Киеве, возле своих теремов, а дядя его Добрыня – в Новгороде[55]. После победы над ятвягами Владимир творил потребу кумирам с людьми своими; и сказали старцы и бояре: «мечем жребий на отрока и девицю, на него же падеть – того зарежем богом». С боярами и градскими старцами рассуждает этот князь о перемене отческой веры и принятии христианства; по его велению падают идолы и созидаются церкви: «повеле кумиры испроврещи, овы осени, а другия огневи предали, Перуна же повеле привязати коневи к хвосту… Повеле рубити церкви и поставляти по местом, идеже стояху кумири; и постави церковь святаго Василья на холме, идеже стояше кумир Перун и прочий, идеже творяху потребы князь и людье». Итак, важнейшие религиозные вопросы решались князем вместе с боярами и старцами – общею их думою и приговором. У чехов, по свидетельству Краледворской рукописи, жреческие обязанности лежали на старших в роде – на отцах семейств и военачальниках, предводителях племенной рати. Так, Честмир, перед походом на Власлава, сам приносит жертву богам; другой вождь Воймир исполняет то же самое, а Забой в своих жалобах на врагов, разоривших священные рощи, замечает:
вернутьсяХодаковский указывает на множество урочищ, названия которых образовались от слова князь, и замечает, что они всегда расположены в известном расстоянии от городищ, а где подобных названий не встречается, там находил он имена, образовавшиеся от слова поп.
вернуться«И нача княжити Володимер в Киеве един, и постави кумиры на холму вне двора теремнаго… Володимер же посади Добрыну уя своего в Новегороде, и пришед Добрына Ноугороду, постави кумира (вар. кумир Перуна) над рекою Волховом, и жряху ему людье ноугородстии аки богу».