Человек, назвавший себя Цоловым, помолчал. Слушая его, Максим волновался. «Неужели все это правда? — думал он. — Неужели приближается день, когда я навсегда оставлю ненавистную чужбину и вернусь домой? Но кто он, этот странный болгарин? Кто ему рассказал о нас? Зачем ему понадобилась встреча с нами?»
Словно отвечая на недоуменные вопросы Максима, болгарин заговорил так же медленно и твердо:
— Теперь, дорогие товарищи, если позволите, я перейду к главному. Прошу только не удивляться тому, что вы сейчас услышите. Да, да, сначала выслушайте. Понимаете, я всем сердцем разделяю ваше желание сражаться в рядах республиканцев, но вы гораздо большую пользу им принесете, если отправитесь в войска генерала Франко.
Селищев, а следом за ним Бармин негодующе вскочили. Болгарин кивнул им:
— Садитесь, пожалуйста. Вы оба, очевидно, забыли мою просьбу не удивляться. Впрочем, я был убежден, что с вашей стороны последует именно такая реакция… Но прошу дослушать меня до конца, а потом спокойно все взвесить. Понимаете, нам нужно, чтобы такие люди, как вы, находились в войсках противника. Ваши биографии и ваши документы ни у кого из франкистов не вызовут подозрения: один — бывший белогвардеец-казак, второй — отпрыск русской княжеской фамилии, куда уж лучше! А в задачу вашу будет входить одно: чтобы наши военные советники в республиканских войсках имели исчерпывающие сведения о противнике… Что вы на это скажете?
— А кто поручится, что в Советском Союзе будут знать об истинном характере нашей работы? — спросил Бармин.
— Прежде всего я уже сейчас сообщу о вас куда следует, — сказал болгарин.
— Куда именно?
— В Москву, — сказал болгарин. — Там будут знать о вас, можете в этом не сомневаться. О ходе вашей работы мне будут сообщать все время, а я в свою очередь буду докладывать в Москву.
Заметив, что гости его растеряны, он поднялся, проговорил дружески:
— С ответом вы, товарищи, можете не торопиться. Подумайте, посоветуйтесь. Время у вас есть. Не скрою, что при выполнении наших заданий в войсках Франко вас ждет гораздо более серьезная опасность, чем можно предположить. Надо и это учесть. Гитлеровские офицеры организовали у франкистов контрразведку достаточно хорошо. Но и у нас там есть свои люди. Кстати, они из немцев. Если вы согласитесь выполнять то, о чем я вас прошу, вам станут известны имена тех, с кем вы будете связаны.
После довольно длительного молчания, переглянувшись с Барминым, Максим сказал:
— Хорошо, мы посоветуемся, а завтра поставим вас в известность о своем решении. Есть, однако, одно обстоятельство, которое может осложнить наше решение.
— Какое? — спросил болгарин.
— Дело в том, что один из моих однополчан по белой армии, есаул Гурий Крайнов, в настоящее время находится в Испании, в войсках генерала Франко.
— Ну и что же?
— Видите ли, — сказал Максим, — совсем недавно он меня звал туда же, к франкистам. Я не только отказался, не только поспорил с ним, но и дал ему понять, что собираюсь перейти границу и воевать на стороне республиканцев. Если после нашей с ним ссоры он увидит меня рядом с собой, что он может подумать? Как я объясню ему свое появление в армии Франко?
Болгарин помолчал, потом тряхнул черными, с легкой проседью волосами.
— Ничего страшного, вы сошлитесь на князя, — сказал он, положив руку на плечо Бармина. — Князь, дескать, меня переубедил, и я понял грубую свою ошибку, очень рад встрече с тобой и тому подобное. Больше того: вам надо самому искать возможность встретиться с есаулом, тогда объяснение ваше будет выглядеть гораздо правдоподобнее. Словом, есаул вам не помеха, Максим Мартынович.
Максим с Барминым попрощались, дав слово, что на следующий день скажут о своем решении.
Вечером, на квартире у Дельвилля, они после ужина уединились в отведенной им комнате и проговорили почти до рассвета…
Утром, как было условлено, они пришли к Цолову и сообщили ему о том, что готовы выполнить ту задачу, которая перед ними поставлена.
— Хорошо, — сказал болгарин. — Я был уверен, что вы согласитесь. А теперь прошу присесть к столу и внимательно выслушать все, что я вам скажу. Это надо хорошо запомнить.
Он усадил гостей, разлил кофе.
— Для вас, товарищи, я останусь Тодором Цоловым, коммерсантом из Варны. Так значится в моем паспорте. Настоящую мою фамилию вы узнаете в Москве, — сказал он. И счел нужным добавить: — Если, конечно, мы не сложим свои головы. Прямых связей со мной у вас не будет, и, наверное, увидимся мы не скоро. Вашим начальником в Испании — не удивляйтесь этому — будет полковник Вальтер фон Хольтцендорф, офицер абвера, немецкой контрразведки. Этому человеку вы можете доверять вполне. О вашем появлении он будет предупрежден. Он расскажет обо всем, что вам предстоит выполнить.
Цолов подробно разъяснил обстоятельства их работы в Испании, велел запомнить несколько адресов в городах, которые были заняты франкистами с самого начала мятежа и стали их тылом.
— Мне хотелось посоветовать вам отказаться от поезда, — сказал он. — Это для того, чтобы миновать территорию, занятую республиканцами, и не вызвать у франкистов излишних подозрений. Лучше поехать в Байонну, а оттуда пробираться через горы пешком. Человек, которого вы найдете по известному вам адресу в Памплоне, сопроводит вас до Саламанки и познакомит с полковником Хольтцендорфом. А тот направит вас туда, где вам легче всего будет выполнять полученные задания.
Перед уходом Петр Бармин, который на протяжении всего разговора глаз не сводил с Тодора Цолова, положил руку на его плечо и тихо спросил:
— Скажите, товарищ Цолов, что может служить гарантией того, что мы не являемся объектом провокации? Не обижайтесь, пожалуйста, но, не зная вас, видя вас всего два раза, мы можем всякое подумать. Можем, например, подумать о том, что, зная наше настроение, вы — попробуем на секунду это допустить, — будучи агентом генерала Франко, хотите направить нас прямо в руки палачей. — Бармин повернулся к своему другу: — Не так ли, Максим Мартынович? Можем мы подумать такое?
На лице Цолова не дрогнул ни один мускул.
— Я ждал этого вопроса, — спокойно сказал он. — Ждал даже при первой нашей встрече. И конечно, никаких подтвержденных документами гарантий я бы не смог вам дать. Не могу этого сделать и сейчас. Вы сами понимаете, что люди моей профессии имеют при себе только фальшивые документы. Не зная вас и предложив вам то, что вы услышали, я рисковал отнюдь не меньше, чем сейчас рискуете вы. Почему я обратился именно к вам? Что меня привлекло к особам хорунжего Максима Селищева и князя Петра Бармина? Прежде всего то, что рассказал мне о вас Альбер Дельвилль. Кроме того, я постарался исподволь расспросить о вас генерала ле Фюра, человека умного, наблюдательного, понимающего, к каким зловещим последствиям привела бы победа Франко над республиканцами. Генерал ле Фюр знает вас обоих и считает честными, ищущими правды людьми. Вот я и подумал о том, что вы оба, стремящиеся к правде, считающие, что вам надо искупить свою вину перед родиной — хотя вашей, Бармин, вины я не вижу, — можете принести нашему делу большую пользу, если окажетесь не у республиканцев, а в войсках Франко, потому что надо нам иметь в этих войсках свои глаза и уши. А биографии у обоих как нельзя лучше подходят для опасной и очень для нас важной работы. Что же касается гарантий, о которых вы, Бармин, говорите, то гарантией может служить только наша с вами честь и взаимное доверие. О том, что я вам доверяю, хотя по известным причинам не могу, не имею права открыться до конца, свидетельствует то, что мною не названа настоящая моя фамилия. Ведь я мог и не говорить, что Цолов — мой псевдоним. Я был с вами откровенен. Разумеется, откровенен в той мере, какая разрешена мне моим начальником, известным в Москве коммунистом… — Он помолчал и добавил, серьезно глядя на собеседников: — Это все, что я могу вам сказать.
Селищев и Бармин поднялись.
— Хорошо, товарищ Цолов, — сказал Максим. — Мы вам верим и просим вас верить нам.
— Мы понимаем, насколько серьезно и сложно то, что нам предстоит, но мы постараемся выполнить нашу задачу, — сказал Бармин.