Выбрать главу

— Что, молодожен, проспался? — крикнул пьяный Дуда, — Гляди, так можно проспать и царство небесное. На, выпей чуток, чтоб наша доля нас не цуралась…

Андрей выпил стопку водки. Дуда затянул песню, и все нестройно подхватили ее. Потом снова выпили, заговорили о заводе, о станках, о колхозах, о ценах на молоко и на мясо, о голодном походе безработных ветеранов войны в Вашингтон, о фашистском перевороте в Пруссии, о Гитлере.

Совсем захмелевший Дуда забормотал, стуча кулаком по столу:

— Н-ничего, хлопцы… М-мы с П-платоном Ивановичем п-построим завод, который б-будет готовить добрые подарки для всей этой нечисти…

Разошлись ненадолго и, поскольку предстоял выходной день, условились отдохнуть, опохмелиться и восход встретить всем вместе.

Утро выдалось прохладное, ясное. Над лесом заалела заря. Выпив по бокалу вина со льдом, все пошли к протоке. Голова у Андрея кружилась, он шел, стараясь держаться поближе к Еле. На мосту Карпо Калиникович Дуда стал бросать в воду щепки, камни, и его Альма очертя голову кидалась вниз, ныряла под общий смех и одобрение.

Опершись локтями о перила моста, Андрей стоял рядом с Елей, незаметно гладил ее теплую руку, всматривался в бледное, утомленное ее лицо, в лицо отца и всех стоявших на мосту людей, и ему все еще казалось, что он видит долгий, волшебный сон: и солнечный восход над голубой протокой, и тающие над водой легкие полосы тумана, и лиловый лес невдалеке, и черную собаку Альму, которая, вылезая из воды, трясет ушами… Бережно и робко обняв Елю за талию, он стоял молча, смотрел на почти незаметное движение воды внизу, и в нем в эти минуты слились в одно беспокойное и счастливое чувство любовь к Еле, которую он назвал своей женой, восторженное преклонение перед ослепительным солнцем и небом, щемящая жалость к старой оглохшей собаке, и он стоял опустив голову и думал: «Мы будем счастливы с тобой, Еля, и любовь моя к тебе не исчезнет никогда, так же как никогда не исчезнет эта сверкающая голубизной, колючая, полная счастья и страданий жизнь».

Думая так, он вдруг ясно понял, что где-то позади остались его отрочество и юность, что к нему пришло что-то новое, и он, удивляясь, с тревогой и с уважением подумал о себе как о взрослом, на которого в эти дни легла впервые познанная им ответственность не только за свою, но и за чужую жизнь…

Через два дня Марфа Васильевна и Еля уехали, чтобы собрать Елины вещи, получить в институте документы и приготовить все необходимое к дальней дороге. Андрей попытался было сказать, что поедет вместе с ними, однако Еля вежливо, но твердо отклонила его просьбу:

— Нет, Андрюша, ты нам будешь только мешать. Оставайся здесь, а мы вернемся через неделю.

А Марфа Васильевна добавила улыбаясь:

— Поскучай, дорогой зятек, по молодой жене. Это полезно.

Дмитрий Данилович тоже уехал в Огнищанку, заверив всех, что скоро вернется.

Андрей и Гоша в эти дни были предоставлены самим себе. Платон Иванович с утра до вечера трудился на стройке, а они загорали, лежа на берегу озера, бродили по лесам, шлялись по базару и объедались малиной, таская ее в маленьком чемоданчике. Андрей затосковал по Еле. Он тщетно пытался скрыть от Гоши свое настроение, но тот только смеялся над ним.

В один из вечеров, сидя за бутылкой вина, Платон Иванович заговорил с Андреем о Еле.

— То, что ты, Андрюша, так давно и так терпеливо любишь Елку, это хорошо, — задумчиво сказал Платон Иванович. — Я тебе скажу чистосердечно: она заслуживает любви. Причем говорю я это не потому, что она моя дочка. Впрочем, ты, видно, и сам это понял. Но ты не думай, что тебе будет с ней легко. При всех своих хороших чертах девка она упрямая, с капризами и, прямо скажу, избалованная, в чем больше всего виноваты мы с матерью.

Платон Иванович провел рукой по седеющим усам, допил вино.

— Когда ты станешь отцом, ты сам поймешь это, — продолжал он. — Росла она у нас одна-единственная, мы ей ни в чем не отказывали, старались исполнить каждое ее желание. Никаких трудностей в жизни она не видела… Ну а подросла, стали за ней хлопцы бегать, чуть ли не молились на нее. — Платон Иванович усмехнулся: — Вроде вот как ты… Так и появилась в ней норовистость, этакое желание всеми повелевать, быть, как говорится, в центре внимания.

— Я думаю, это пройдет, — несмело сказал Андрей. — В конце концов, Еля человек умный, она все поймет.

— Я тоже так думаю, — с грустью в голосе сказал Платон Иванович. — У вас все впереди, Елке доведется встретить немало такого, чего она и во сне не видела… Жизнь обкатает ее, продерет с песочком, собьет с нее гонор… Что ж, пускай, лишь бы только она не сломалась…