Слатинского аэродрома в Косово, где познакомился с однополчанами сержанта Сережи — саперами 76-й Псковской дивизии ВДВ подполковником Александром Моревым и десятью его подчиненными, занятыми разминированием гор и долин, окружающих этот знаменитый аэродром.
Правда, поросят в Косово я так и не увидел. Албанцы, в отличие от абхазов, их вроде бы не держат, не выпускают, как те, без привязи на вольный выпас в окрестные «желудевые» леса. А сербы, покидая свои дома, скотину, как правило, режут и практически за бесценок продают ее мясо русским десантникам.
Последнего местного поросенка мы, наверное, как раз и съели накануне вечером при свете керосиновой лампы «летучая мышь», когда пили спирт с командованием Боснийского батальона. На аэродроме Слатина опять заглох движок и потому в казарме вырубило электричество. Мы не сумели тогда досмотреть снятый кем-то из десантников видеофильм про «историческую ночь 12 июня», когда «боснийцы» на своих замызганных «брониках» входили в ликующую Приштину.
Взрослые, сорокалетние мужики, полковники и подполковники, прошедшие Афганистан, Абхазию и Чечню, да и многое еще подобное, не раз смотревшие смерти в глаза, плакали в тот вечер, глядя на синий экран телевизора, и не стеснялись ни журналистов, ни подчиненных. Может, спирт был тому виной, может, жаренный поросенок, а может, что-то другое… Но не исключено и то, что это были слезы пережитого тогда звездного счастья, которое выпадает только раз в жизни, да и то не каждому.
Но Бог с ними, с поросятами, спиртом, переживаниями той ночи…
Подполковник Морев говорил мне, что поддаваться эмоциям для сапера — непрофессионально. Поэтому он набирает к себе в команду ребят спокойных, флегматичных по темпераменту, может даже, в чем-то заторможенных, которых ничем не прошибешь. «Как бы супер- осторожных?» — тут же, по аналогии, подумалось мне.
А подполковник, словно угадав мои мысли, продолжал рассказ:
— Нам удаль, геройство — ни к чему. У сапера — работа тихая, как у грибника. И радоваться, если увидишь растяжку, мину, какую- то неразорвавшуюся бомбу или услышишь ее писк в наушниках миноискателя, не получается. Да и некогда. Присядешь на корточки и прикидываешь так и этак, что делать — тянуть ее «кошкой», разгребать руками или обкладывать толовыми шашками и взрывать на месте. А если рядом дома и на месте нельзя, если она поставлена на неизвлекаемость?..
Мы стояли с Александром Моревым на склоне горы, которая плавно спускается к аэродрому Слатина. В этот момент его подчиненные старшина Володя Федоренков, старшие сержанты Женя Чарыев и Ваня Елисеев, сержанты Дима Дегтярев и Виталий Салагаев, в касках и бронежилетах, с миноискателями в руках, шли небольшим уступом, на расстоянии в полтора-три метра друг от друга, «обшаривали» окрестные кусты и овраги.
Я вспомнил: в Абхазии саперов называют «охотники на смерть». Наверное, здесь в Ко — сово как-нибудь похоже. Но спросить об этом подполковника как-то постеснялся. Вместо этого задал другой вопрос:
— Не боишься отпускать их одних? — кивнул я на ребят.
— Нет, — мотнул головой подполковник.
— Во-первых, они не одни, а вместе. Во- вторых, за плечами у каждого — и Чечня, и Босния, и Абхазия.
Здесь в Косово, в отличие от Абхазии, минную войну с миротворцами никто не ведет. Никто не закапывает рядом с дорогой, где проходят армейские «броники», тяжелые, радиоуправляемые фугасы, не сидит в недалеких кустах и не ждет, когда к нему приблизится кто-то из российских саперов, и не соединяет электроконтакты радиовзрывателя.
Эта «мода» тут еще не прижилась и не вошла в практику. Но «минной грязи» все равно — очень много.
Александр Морев, запретив мне вытаскивать из кофра фотоаппарат, показал карту местных минных полей.
Там зеленых кружочков, обозначающих зоны минирования югославской армии, и кружочков с крестиками внутри — зоны минирования Освободительной армии Косово, действительно, как грязи. Особенно вдоль границ с Албанией, Македонией, на танкоопасных направлениях — открытых пространствах, которыми для бронетехники являются сады, поля, огороды с картошкой, капустой, помидорами, на дорогах и горных перевалах. Сейчас все это зарастает сорняками. Потому что и та, и другая, как говорят военные, «противоборствующие стороны» очень боялись наземных боев и навтыкали в эти места мин столько, что работы теперь саперам хватит лет на десять-пятнадцать, а то и больше.
Хватает здесь и мин-ловушек. Самых примитивных, известных еще с Первой мировой войны. Вроде деревянной коробочки, внутри которой лежит небольшой, грамм на 50, брусок толуола. В него воткнут взрыватель. А крышечка коробочки уложена на чеку. Наступит кто-то на деревяшку. Она выдавит чеку-предохранитель. Освобождается иголочка взрывателя, бьет по капсулю. А от него детонирует тол. Мгновение, и ноги, наступившей на мину, нет по самые… Впрочем, все знают, по что.