Сергей нашел ему двух американцев. Все было хорошо, но вдруг через неделю звонит ему Любиша и сообщает, что постояльцы съехали с его квартиры. В чем дело? Оказалось, командование запретило копам селиться в сербские дома, якобы с целью обеспечения их личной безопасности. А на деле — для того, чтобы те не поддерживали своими деньгами нелояльный Вашингтону этнос.
Кончилось это тем, что дом у Любиши, конечно же, спалили. Не спасла и икона святого Стефана. Коллекцию оружия, холодильник, телевизор, видик — все, что было, украли. Оставили от родового гнезда одни головешки.
Сейчас российский полицейский помогает сербу собрать необходимые бумажки, чтобы тот мог получить от ООН хоть какую-нибудь компенсацию (1244 резолюция Совета безопасности этой организации гарантировала всем гражданам Косово личную безопасность и сохранность их собственности). Но надежд на это практически нет никаких, говорит Сергей. У ООН слишком дорогие адвокаты, чтобы она когда-либо проигрывала подобные судебные иски.
Я спросил их: каким они видят свое будущее? Командировка на Балканы рано или поздно закончится. Что делать с этим опытом дома, в России? Здесь международных полицейских сил никогда не будет, даже в Чечне. И доллары за риск и бытовые неурядицы тоже платить никто не станет.
Подполковник пожал плечами.
Конечно, милицейская карьера ему дома не светит. Какому начальнику понравится, что его подчиненный числится в штатном расписании УВД, а служит где-то за рубежом, «баксы» заколачивает — в день столько, сколько родной «мент» за месяц.
Но шансы не затеряться в родной криминальной стихии все же есть — в подмосковном Домодедово открывается международный
Центр по подготовке полицейских для миротворческих операций ООН (Восточный Тимор просит прислать ему русских «ментов», Сьерра-Леоне…) Сергей надеется, что его опыт и знания пригодятся для подготовки таких специалистов. Не получится, будет искать другое применение сил. Предложения есть, в том числе и от самой Организации Объединенных Наций. Она умеет ценить квалифицированных людей.
А что Катя? Она мечтает о сынишке. Чтобы был такой же умный, сильный и надежный, как ее Сергей. «Пора, — говорит, — скоро тридцать. Совсем старая буду». И пламя свечей высвечивает в ее влюбленных глазах столько женского умиротворения, покоя и счастья, которых я почему-то раньше никогда не замечал за своей коллегой — этим отчаянным репортером, названным абхазскими ополченцами «чертом в джинсах».
7. Красный Крест на Косовом Поле
Аэродром на Слатине, в двадцати километрах от Приштины и российский военный госпиталь в городке Косово Поле — два самых ярких символа российского присутствия в международном миротворческом контингенте, размещенном в Косовском крае (КФОР).
И если первый несет на себе как бы стратегическую роль, подчеркивает степень русского влияния на Балканах, — без нашего разрешения здесь не может сесть или взлететь ни один военный самолет, — то второму принадлежит чисто гуманитарная и конкретная миссия — он лечит и спасает от смертельных ранений и болезней людей. Как собственных солдат и офицеров, так и военнослужащих международных миротворческих сил, чиновников ООН и ОБСЕ, а также местных жителей. Сербов, албанцев, цыган… Всех без разбора, без различия национальностей и вероисповедания, — тех, кто обратится туда за помощью.
— Как же иначе, — заявил мне начальник российского военного госпиталя полковник Михаил Фоминых. — Ведь над нашим зданием рядом с флагом России развевается флаг Международного Комитета Красного Креста. А это обязывает…
Немецкий санитарный вертолет приземлился возле нашего госпиталя под вечер. Прилетел он издалека — из Шайинковаца, что в секторе «Юг», под Призренью, из зоны ответственности бундесвера. На борту — тяжело раненный зимбабвиец Джон Фитшан, сапер из международной неправительственной организации Minetech. Он занимался разминированием горного хребта Коритник на границе с Албанией. И хотя на чернокожем парне была мощная амуниция — защитный комбинезон, бронежилет, каска с бронестеклом, закрывающим все лицо и подбородок, это-то стекло здорово его и подвело.