Сотворение мира в иконографии средневекового Запада. Опыт иконографической генеалогии

Это четверостишие может относиться как к изображению Жертвоприношения Каина и Авеля, так и к сцене Убийства Авеля или к обеим сценам сразу. В любом случае очевидно, что надписи представляют собой описание если не конкретного, уже существующего изображения, то уже известной иконографической схемы и предназначены прежде всего для просвещения зрителя. Однако они же, прочитанные мастером, лишенным возможности видеть образец, явно апеллируют к его зрительной памяти и вызывают к жизни известные мастеру schemata. Не исключено, что те отрывки жития, которые супруга Намация могла зачитывать мастерам, имели именно такой — одновременно информативный иконографически и поучительный с точки зрения морали — характер. Такое двоякое назначение роднит универсальные сборники надписей-tituli для произведений монументальной живописи с тем типом книг образцов, которые содержат полный цикл изображений с пояснениями[145].

Интересным примером такого двоякого назначения текста и значительной эмансипации изображения от подписи, предназначенной зрителю, может служить приведенная в статье П. МакГурка[146] рукопись, датируемая ранним IX или (!) ранним XI веком (Br. M., MS Royal I. E. VI), — фрагменты англосаксонского Евангелия на пурпуре, помещенного в рукопись на белом пергаменте. Три из пурпурных листов (f. 1v, 30r, 44r; 14) имеют гекзаметрические надписи-двустишия, сделанные серебряным и золотым капитулом. Рядом вставлены страницы белого пергамента, предназначенные, вероятно, для иллюстраций, которые не были исполнены. Очевидно по многим параллелям, что тексты принадлежат к типу tituli — описаний обычного набора миниатюр. Так, f. 1v содержит описание четырех символов Евангелистов, имеющее параллели среди образцовых tituli Алкуина и в ряде других случаев: Haec est speciosa quadriga luciflua animae os agni Dei inlustrata in quo quattuor proceres consona ca[ntant][147].

Надпись на листе, предшествующем Евангелию от Марка, еще более проста и описательна:

Hic Jesus baptizatus est ab Iohanne in Jordane coelis
Apertis Spiritu Sancto in specie columba
discendende super Eum voceque
paterna filius alti throni vocicatus[148].

Из этого текста (а также из стихотворения к началу Евангелия от Луки, где описывается Благовестие Захарии) видно, что в качестве изображения предполагались не традиционные «портреты» Евангелистов, а иллюстрация первых нескольких строк текста или первого сюжета соответствующего Евангелия. В этом случае логично предположить, что, хотя общие темы подписей и изображений могли быть достаточно широко известны и стандартны, речь идет о не вполне очевидном изображении, и миниатюрист мог черпать сведения о том, что ему следует представить на пустом листе, с равной вероятностью как из неизвестного нам фигуративного образца, так и из заранее оставленных на обороте надписей (пусть изначально предназначенных для зрителя). Вернее всего, впрочем, что речь идет о почему-то не завершенном процессе копирования какой-либо не дошедшей до нас рукописи, имеющей аналогичные или сходные гекзаметры к иллюстрациям; иллюстрации же, вероятно, предполагалось взять из нее же. Логично, что переписчик, работавший первым, скопировал стихи и оставил пустые места для миниатюр. Единственная в таком случае вспомогательная роль стихов — в дополнительной возможности ориентации мастера.

То, что стихотворные сопровождения к XII веку окончательно теряют функцию возможной инструкции для исполнителя, доказывает уже приведенный нами пример из статьи Вормальда о сохранившейся текстовой модели двух северофранцузских Псалтирей XII века (см. выше). Присутствие одновременно описания и сопроводительного стиха достаточно очевидно показывает их функциональное разделение: именно прозаическое описание призвано заменить собой изображение и служить иконографическим ориентиром.

Обратимся теперь к визуальным образцам — сборникам изображений, специально предназначенных для копирования. Напомним, что впервые убежденность в наличии специальных «книг образцов» возникла у исследователей при анализе оттоновской книжной миниатюры как одного из средств трансляции на Запад византийских изобразительных схем. Именно оттоновских памятников школы Райхенау касается знаменитое утверждение Вильгельма Феге Es gab Malerbücher[149]. Уникальный образец с надписями, воспроизводящий цикл из 18 сцен Деяний из церкви Сант-Эузебио в Верчелли, так называемый Верчелльский свиток (Vercelli, Bibl. Capitolare) начала XIII века, Р. Шеллер[150] называет копией именно оттоновского руководства, восходящего к византийским моделям типа iconographical guides. По всей видимости, изображения и подписи соответствуют несохранившемуся циклу, созданному в XI веке. Миниатюры свитка сопровождаются стихами, ясно показывающими назначение рукописи: она призвана сохранить для потомков древний цикл фресок и способствовать его воспроизведению. Стремление воспроизвести древний цикл, восходящий во многом к раннехристианскому циклу фресок базилики св. Петра, созвучно общему направлению итальянской культуры XI — начала XIII века, получившему название «антикварианизм»[151]. Об этом свидетельствуют и сопровождающие изображение дистихи:

145

Иную функцию имеют подписи-tituli, предназначенные исключительно для зрителя или имеющие двоякое назначение. Скажем, в Пентатевхе Ашбернхема (Paris, Bib. nat. MS n. a. lat. 2334) также присутствуют подписи, носящие пояснительный характер, например процитированные Бецалелем Наркиссом (см.: Narkiss B. Toward a furthes Study of the Ashburnham Pentateuch // Cahiers Archéologique. 1969. № XIX. P. 47) подписи к листу с изображением Творения: Hic terra segregata est ab aquis sub caelo («здесь земля отделена от воды под небесами») — и т. п. Но кроме этого существуют еще и краткие подписи, называющие изображенные предметы и действующих лиц: Hic tenebrae («здесь тьма»); Omnipotens Logos («Всемогущее Слово») и т. д. Однако здесь, в отличие от Кведлинбургской Италы, не очевидно, что подписи первого типа адресованы непосредственно мастеру. Мы вновь оказываемся перед неразрешимым вопросом — считать ли последние «назывные» подписи адресованными миниатюристу или же зрителю, как дополнительное пояснение? Вероятнее последнее, так как эти краткие ремарки написаны поверх миниатюры и ничто не указывает на их черновой характер; в таком случае пояснение распадается на две части: более сложную, «догматическую», близкую к библейской цитате, — и чисто назывную, позволяющую зрителю ориентироваться в деталях изображенного. Традиция называния персонажа или даже предмета сохранится в восточных памятниках, тогда как в западных рукописях останутся tituli в чистом виде — развернутые надписи нарративного или экзегетического характера, всегда относящиеся к одному изображению и начинающиеся со слова hic, а называние имени персонажа отойдет к одиночным изображениям святых, пророков и т. п. В каролингское время производится попытка унификации tituli аббатом Тура Алкуином: по свидетельству П. Клейна (см.: Klein P. Les images de la Genèse de la Bible Carolingienne de Bamberg et la tradition des frontispices de Tours // Texte et image. Actes du Colloque international de Chantilly. Paris: Les Belles Lettres, 1984. P. 80), в четырех Турских Библиях тексты tituli, сопровождающие фронтисписы к Генезису, весьма близки, тогда как иллюстративные циклы имеют значительные различия. Кроме того, Клейн показывает, что некоторые сцены являются результатом соединения двух сюжетов, прежде существовавших отдельно, таким образом, неизменные tituli сопровождают сильно изменившуюся, а частично и вовсе относящуюся к другому сюжету композицию. Кесслер, напротив, замечает, что в Библии Сан-Паоло скорее надписи зависят от иллюстраций, чем наоборот — возникает пример обратной связи. Ему же принадлежит наблюдение, согласно которому подробность иллюстрирования и развернутость сцен во фронтисписах к Бытию уменьшается по мере приближения к концу изобразительного поля — сцены сжимаются, мастеру явно не хватает места для точного воспроизведения прототипа. Связь изображения с tituli здесь теряется окончательно. Отголоском традиции таких каролингских tituli становится появление неоднозначных, допускающих разные и всякий раз богословски нагруженные варианты прочтения текста подписи рядом с миниатюрами Генезиса Кэдмона (Oxford Bodleian Junius XI). П. Блам утверждает, что они могли играть и двоякую роль — пояснения зрителю или инструкции для миниатюриста (которой он, впрочем, не последовал). См.: Blum P. The Cryptic Creation Cycle in MS Junius xi. P. 214–215.

146

MacGurk P. An Anglo-Saxon Bible fragment of the Late Eight Century. Royal I E. VI // Journal of Warburg and Courtaud Institute. 1962. № 25. P. 18–34.

147

«Вот прекрасная светоносная колесница, уста души Агнцем Божиим искупленные, которому четверо предстоящих согласно воспевают» (Ibid. P. 22). То, что речь идет о Евангелистах, достаточно очевидно, но это подтверждается также и при сравнении с миниатюрой Майхигенского Евангелия, снабженной сходной надписью: Quam in prima speciosa quadriga / Homo leo vitulus et aquila (P. 24; «В первой, столь прекрасной колеснице, человек, лев, телец и орел»).

148

Ibid. («Здесь Иисус крещен от Иоанна в Иордане при отверстых небесах и Духе Святом, в виде голубя на Него сходящем, и Отчем голосе, с вышнего престола взывающем»).

149

«Книги для художников существовали». Vöge W. Eine Deutsche Malerschule in die Wende die erstern Jahrtausend. Kritische Studien zur Geschichte der Malerei in Deutshland im 10 und 11 Jahthundert. P. 378.

150

Scheller R. W. Exemplum Model-Book Drawings and the Practice of Artistic Transmission in the Middle Ages (ca. 900 — ca. 1470). Cat. 11. P. 155 f.

151

О термине «антикварианизм» см.: Kitzinger E. A Virgin’s Face: Antiquarianism in XII–Century art. P. 6.