Каждый день могильщик проводит за чтением вечерней газеты примерно два часа. Он обращается с газетой так же, как с жареной курицей с картофельным гарниром. Сначала он набрасывается на жирные части газеты, рвет их зубами, пережевывает, глотает. Потом объедает остатки мяса на костях, не пропуская даже хрящи. Затем слизывает с костей жир, разгрызает их, высасывает сок и, в процессе высасывания, перемалывает кости зубами. Через два часа, сытый и усталый, он задремывает. Газета выскальзывает у него из рук и падает на пол. Жалкая сухая кучка разгрызенных костей. Вся влага, содержащаяся в пугающих и увлекательных новостях, в нечетких фотографиях, изображающих раненых и мертвых, в смешных картинках и в напечатанных бледными полуобморочными буквами объявлениях, за каждым из которых скрываются люди, надеющиеся купить дом, найти работу или жениться на ласковой женщине, благодаря чему их жизнь должна измениться к лучшему, — вся эта влага высосана им до конца. Газета блекнет и жухнет. Когда она падает, страницы разлетаются по полу. Как в силлогизме вывод всегда следует за посылкой, так и на могильщика после этой сытной, жирной трапезы неизменно нападает глубокое отвращение. От этого он слабеет и, испытывая такое чувство, будто вывалялся в липкой грязи, погружается в дрему.
Проснувшись, могильщик не знает, как убить оставшееся время. Гулять на лоне природы — занятие не для человека в его возрасте. Сидеть и думать о чем-нибудь — полный идиотизм. Ложиться спать — вроде еще рано. Ничего не остается, как снова взяться за газету. Когда, ослабевший после сна, он с усилием поднимает газету с пола, сухая бумага неприятно шуршит в руках, и ему кажется, что она вот-вот рассыплется. Медленно и неохотно уставший могильщик тащит разлагающийся труп газеты в нужник, где его животу предстоит совершить весьма нелегкую работу. Он лениво расстегивает ремень, приспускает брюки, тяжело усаживается на неприятное холодное сиденье унитаза и расправляет на коленях пожелтевший труп газеты. Какое-то время он еще сдерживает позывы кишечника, но в конце концов ему все-таки приходится с огромным усилием напрячь мышцы живота, и это не оставляет ему сил на более возвышенные занятия, о коих он мечтал в юности. От напряжения к голове приливает кровь, глаза краснеют, в ушах начинает звенеть и буквы пляшут перед глазами. Читать становится тяжело. Он отказывается от первоначального намерения читать целыми предложениями и решает ограничиться тупым разглядыванием букв и слогов, которые не складываются, однако, в его мозгу ни во что осмысленное. Почитав так немножко и изучив фотографии преступников и политиков, которым повезло сегодня попасть на страницы газеты, он решает развлечься изучением имен в траурных объявлениях. Если ему встречаются имена тех, кого его руки опустили в могилу, сознание, что он близко знал человека, про которого написали в газете, доставляет ему некоторое удовольствие, и губы его непроизвольно искривляются в безрадостной усмешке.