КЛАМАНСЭА (просовывая голову в дверь). Тэгалах, мы опаздываем. Будешь прыгать в ночном клубе.
ТЭГАЛАХ. Это моя дорогая жена Кламансэа. (Уходит.)
ХЕФЕЦ (кричит им вслед). Эй, кудряшка, чик-чик-чик! (Себе.) А Фогра пусть облысеет… (Хихикает.) Чик-чик-чик! Я получаю удовольствие! (Причмокивает.)
В тот же вечер, немного позже. Веранда Тэгалаха, выходящая на улицу. На веранде стоит ХЕФЕЦ.
ХЕФЕЦ (усмехаясь). Хе-хе-хе. Хе-хе-хе. Тэгалах и Кламансэа развлекаются сейчас в ночном клубе с Фогрой и ее женихом, а я сижу дома один, вместе с мебелью. Вместе со стульями и столами. Я стою на веранде. Темно… Когда-то здесь жила Фогра. Дом был полон движения и тепла… Мне плохо. Мне очень плохо. Сердце колотится, как сумасшедшее. Я все время потею… Я бы хотел сейчас свернуться, превратиться в мячик и закатиться под шкаф. Но мне мешает позвоночник. Он существует вроде бы мне на благо — поддерживает мое тело, но, по сути, он лишь выставляет мою голову на всеобщее обозрение, не дает мне свернуться, стать мячиком… (Съеживается.) Хи-хи-хи, мячиком… Я обращаюсь к своему позвоночнику: «Дай моей голове наклониться, дай мне упасть и покатиться… Отпусти меня вниз». (Пытается свернуться, но у него ничего не выходит.) Не дает, враг… Воистину — враг… Я таскаю в своем теле врага.
По улице проходит ШУКРА. Замечает Хефеца.
ШУКРА. Здравствуй, несчастный Хефец.
ХЕФЕЦ (выпрямляясь). Здравствуйте, господин Шукра. С каких это пор я несчастный?
ШУКРА. Да уж не с сегодняшнего дня.
ХЕФЕЦ. Я не несчастный.
ШУКРА. А мне известно, что ты очень несчастный.
ХЕФЕЦ. В каком смысле?
ШУКРА. Сам знаешь. Нечего меня допрашивать.
ХЕФЕЦ. Нет, я не знаю. Может быть, вы увидели, что я сегодня не очень весел, и решили, что я несчастен. Но такие минуты бывают у каждого.
ШУКРА. Я, Хефец, не первый день живу. У меня есть глаза, и я ими смотрю. Согласись с тем, что я говорю. У твоего несчастья цветущий вид.
ХЕФЕЦ. Глупости какие. Слушать смешно.
ШУКРА (строго). Несчастный, почему ты не склоняешь голову?
ХЕФЕЦ. Что?
ШУКРА. Да, да. Голову! Почему ты не склоняешь ее?
ХЕФЕЦ. Куда?
ШУКРА. Вниз. Вниз. Вниз, несчастный ты человек. Что ты тут стоишь, на веранде, как счастливый член счастливой семьи? Что вы все делаете вид, что у вас все в порядке?! Ведь это невозможно перенести. Это ужасное лицемерие разбивает мне сердце. Вы, банды морально сломленных и обиженных, вы не даете счастливым элементарного права счастливого человека — видеть в несчастном несчастного. Зачем счастливым быть счастливыми, когда каждый несчастный выглядит и ведет себя, как они?! Вы размыли границы, разрушили вековой порядок. И почему только правительство допускает такое?! Несчастное правительство! Клянусь, что не дам себе покоя, пока не поставлю вас на место. Чтобы по вашим лицам сразу можно было догадаться, что вы несчастны. Чтобы позор пригнул вас к земле. И тогда наконец мы будем точно знать, кто счастлив, а кто несчастлив. Наслаждения — в одну шеренгу, а боль — в другую! Улыбку — в одну, крик — в другую! Ибо есть предел анархии! И поэтому я обращаюсь к вам, несчастные вообще и Хефец в частности: знайте свое место! Голову вниз, плечи опустить! И ни звука! Ни слова счастливому человеку! (Кричит.) Суки несчастные!! Прочь свои грязные руки от счастья!!! (Неожиданно тихо.) Чтоб я наконец мог спать спокойно. (Снова кричит.) Позор несчастным, позор! Позор!!! (Обычным тоном.) Спокойной ночи. (Поспешно уходит.)
ХЕФЕЦ. Спокойной ночи, господин Шукра. Я не несчастный!
В тот же вечер, чуть позже. Улица. ТЭГАЛАХ и КЛАМАНСЭА ждут.
КЛАМАНСЭА. Они уже на полчаса опаздывают. Я беспокоюсь.
ТЭГАЛАХ. Не беспокойся.
КЛАМАНСЭА. А может быть, что-нибудь случилось?
ТЭГАЛАХ. А может быть, ничего не случилось.
КЛАМАНСЭА. А может, все-таки что-нибудь случилось?
ТЭГАЛАХ. А может, ничего не случилось.
КЛАМАНСЭА. Ты прав. И все же я не могу успокоиться. Может, действительно, что-нибудь…