ХЕФЕЦ. Вообще-то я хотел пригласить тебя к себе… Чаю попить…
АДАШ. И для этого ты поднял меня с постели? Для этого устроил танцы на моей кровати?! А сразу не мог сказать, еще оттуда, с улицы?
ХЕФЕЦ. Опять жалуется! Его на чай приглашают, а он о своей кровати плачется.
АДАШ. У меня у самого есть чай.
ХЕФЕЦ. Я знаю.
АДАШ. Откуда ты знаешь?
ХЕФЕЦ. Сказал — знаю. Я просто подумал: может, ты погулять немножко захочешь, воздухом подышать… Это твоему сердцу полезно. Потом пошли бы ко мне. Тэгалах и Кламансэа придут. Посидим в компании, поболтаем…
АДАШ. Мне кажется, Кламансэа не очень меня любит.
ХЕФЕЦ. С чего это ты взял? А ты знаешь, что она иногда называет тапочки Тэгалаха «Адаш» и «Бардаш»?
АДАШ. И что это значит?
ХЕФЕЦ. Что твое имя используют как ласковое прозвище. Ласковое! Это не пустяк!
АДАШ (после некоторого размышления). Ладно. Пойду. Но только на полчаса. Потому что мне надо отдыхать. (Подходит к кровати, стряхивает с нее пыль, какое-то время колеблется, потом стягивает одеяло и старательно его вытряхивает.)
ХЕФЕЦ. Скажи, Адаш, а ты не согласился бы, когда они придут, постоять со мной в коридоре и пощелкать ножницами?
АДАШ. Ножницами? Зачем?
ХЕФЕЦ. Ну так, ради забавы.
АДАШ. Не понимаю. Стоять в коридоре и щелкать ножницами… Что тут забавного?
ХЕФЕЦ. Разве тебе это не кажется забавным?
АДАШ. Нет. Ты что, смеешься надо мной?! (Показывая на одеяло.) Тебе мало того, что ты наделал? (Снова начинает трясти одеяло, а затем стелит его на кровать.)
ХЕФЕЦ. Ты ведешь себя так, будто тебя, кроме сердечных приступов, ничего не интересует. Сделай, наконец, с собой что-нибудь! Оживи!
АДАШ. А что, другого способа, кроме ножниц, нет?
ХЕФЕЦ. Ну, поозорничаешь немножко, что тут такого?
АДАШ. Вообще-то ничего, конечно. Только вот Бог не сделал меня озорником.
ХЕФЕЦ. А я думаю, что в глубине души ты большой озорник.
АДАШ. Кто, я?
ХЕФЕЦ. Ты, ты.
АДАШ. Ты это серьезно?
ХЕФЕЦ. Я тебя хорошо знаю.
АДАШ (задумчиво). По правде говоря, иногда на меня находит желание поозорничать. Но я не уверен, что получится. Да и внешность у меня для этого неподходящая.
ХЕФЕЦ. При чем тут внешность? Единственное, чего тебе не хватает, — это какого-нибудь смешного головного убора. Знаешь, у меня дома для тебя есть одна шапка… Она как будто специально для тебя сшита.
АДАШ. Ты уверен?
ХЕФЕЦ. Говорю тебе — как будто специально для тебя. Пошли. (Выходит.)
АДАШ. Не знаю… Может, это волосам моим повредит… (Выходит. На улице останавливается возле окна и смотрит на кровать.) Вот она, кровать, на которой я так много страдал. Никому не позволю залезать на нее в ботинках!
В ту же ночь после полуночи. Комната в доме Тэгалаха.
АДАШ (из-за кулис). Надоело ждать. Всю жизнь я должен ждать. Как будто заранее неясно, что в конце концов произойдет с этим сердцем…
АДАШ появляется на сцене. На голове у него смешная шапка, а в руках — ножницы. Следом входит ХЕФЕЦ в белом халате парикмахера с двумя стаканами чая. Ставит чай на стол.
АДАШ. Я выпил три стакана чая и совершенно раздулся.
ХЕФЕЦ. Хочешь вернуться домой? Что тебе там делать — в обмороки падать? Можешь прямо здесь. Тут для этого есть все условия.
АДАШ. Я люблю свою кровать и свою комнату. Я привык к порядку. Я не могу падать в обморок где попало. И вообще я не чувствую ничего забавного… (Из-за двери доносится шум.)
ХЕФЕЦ. Вот они, идут. Ножницы приготовь.
Входят ТЭГАЛАХ и КЛАМАНСЭА. Хефец подходит к ним, поднимает ножницы, щелкает ими и шепчет Адашу.
Адаш-ш-ш!
Адаш делает шаг вперед, сдвигает шапку на лоб и щелкает ножницами.
ТЭГАЛАХ (Адашу). Ты что, идиот?!
АДАШ (несколько мгновений смотрит на Тэгалаха в смущении, начинает чувствовать себя плохо, сникает, снимает шапку и плетется к стулу). Так кончаются все мои забавы. (Плюхается на стул.)