ХЕФЕЦ. Смотрите, что вы сделали с моим другом. Из-за вас он чуть не упал. Приготовьтесь к стрижке. (Щелкает ножницами.)
КЛАМАНСЭА. Скажи мне, пожалуйста, Хефец, ты решил сделать эту игру с кудряшкой главным делом своей жизни?
ХЕФЕЦ. А если — да, то что?
КЛАМАНСЭА. Если — да, то мы с Тэгалахом знаем, что предпринять. Я не всегда позволяю своей врожденной жалости останавливать меня.
ТЭГАЛАХ. Возможно, тебе следовало бы учесть печальный опыт одного официанта из ночного клуба. Его уволили, и вот уже битых четыре часа, грязный и униженный, он сидит на улице и плачет. У него не осталось даже, чем промокнуть глаза и вытереть нос. У него кончились носовые платки. Кончились рубашки и штаны. В одних трусах он скачет по дворам и ищет тряпку, чтобы утереть слезы. Да, да, да…
КЛАМАНСЭА. А я готова поспорить, что сегодня ночью он покончит с собой. Вот увидите, завтра утром мы прочитаем об этом в газетах.
АДАШ. Между прочим, вы совершенно забыли, что я упал в обморок. Вам все равно, что со мной?
КЛАМАНСЭА. А почему нас должен интересовать человек, стоящий посреди ночи в такой шапке и щелкающий ножницами?
АДАШ. Он пообещал мне, что это вас позабавит.
ТЭГАЛАХ. Мы его предупреждали, чтобы перестал нам досаждать.
АДАШ. Он не сказал мне, что это вам досаждает…
ТЭГАЛАХ. И это называется «друг»?
АДАШ. Что ты сделал со мной, Хефец?
ХЕФЕЦ. У меня нет ни малейших угрызений совести. Я ничего не сделал против твоей воли.
АДАШ. Ты обманул меня. Сказал, что это будет забавно. Согласно твоему плану, они должны были помирать со смеху.
КЛАМАНСЭА. А шапка, которую ты себе на голову напялил?
АДАШ. Это он мне ее дал. Разве я не забавно в ней выгляжу?
ТЭГАЛАХ. Ты выглядишь в ней, как мухомор. Ничего, это тебе послужит уроком. В следующий раз будешь знать, как выбирать себе друзей.
КЛАМАНСЭА. В самом деле, Апаш, до сегодняшнего дня мы считали тебя человеком мягким и вежливым, всегда говорили о тебе с уважением.
АДАШ. Правда? А теперь? Как вы будете относиться ко мне теперь?
КЛАМАНСЭА. После сделанной тобой глупости мы не можем тебя больше уважать.
АДАШ. Нет! Прошу вас, не надо! Это он меня надоумил!
КЛАМАНСЭА. Мы бы и рады сохранить к тебе уважение, но не можем игнорировать фактов.
АДАШ. Но вы же видели…
КЛАМАНСЭА. Да еще и шапка эта… Нет, нет. Мы в тебе разочаровались.
АДАШ. Что я наделал! Что я наделал! Эти люди считали меня воспитанным, достойным человеком, а я своими руками все разрушил.
КЛАМАНСЭА. От такого человека, как ты, мы действительно ждали большего.
АДАШ. О! Как больно это слышать от вас…
ХЕФЕЦ. Адаш, ты себя на посмешище выставляешь.
АДАШ. И чего тебя принесло ко мне, Хефец? Кто нас вообще познакомил?
ХЕФЕЦ. Быстро ты меня предал! Я это запомню. (Щелкает ножницами.) Мы еще встретимся! (Уходит.)
АДАШ. И пусть себе идет. (Обращаясь к Кламансэа.) Я и не знал, что вы меня так цените. (Пауза. Адаш встает со стула, но, почувствовав себя плохо, скрючивается и снова валится на стул.) Видите, как это на меня влияет? Скажите, что ваше мнение обо мне не изменилось. Только тогда я смогу встать. (Пауза.) Госпожа Кламансэа! Вас просит больной человек.
КЛАМАНСЭА. Мне очень жаль, Адаш, но мы не можем кривить душой.
ТЭГАЛАХ. Надо уметь проигрывать достойно.
АДАШ. Вы говорите «проигрывать», но никто в этой комнате не знает лучше меня, что значит — проигрывать. Если бы кто-нибудь видел, за что я сейчас борюсь! За то, чтобы эти люди продолжали считать меня человеком мягким и рассудительным. (Пауза.) Ваше решение окончательное?
ТЭГАЛАХ. Да. (Пауза.)
АДАШ. Что ж, придется с этим смириться… Что я должен сделать, чтобы ваше мнение обо мне изменилось к лучшему?
ТЭГАЛАХ. Вот теперь ты начинаешь говорить разумно.
КЛАМАНСЭА. Видишь ли, Адаш, наше потрясение от твоего поступка было настолько велико, что пройдет много времени, прежде чем мы снова сможем тебе доверять.
АДАШ. А сколько именно времени для этого нужно?
КЛАМАНСЭА. Много… Год. Два.
АДАШ. О, я несчастный!