ШУКРА. А по-твоему, помучить — это пустяк?
АДАШ. Нет, я бы и сам к ней подошел, но что будет, если я упаду? И что я ей скажу? Вот, я уже весь вспотел. Что говорят официанткам по ночам? А если я ей не понравлюсь? Может быть, она смеяться надо мной будет? Ты уверен, что она свободна? Рано или поздно она поймет, что я из тех, кто склонен падать в обмороки. И что тогда? Все так сложно, так сложно… Пойду-ка я лучше спать.
ШУКРА. А через час кто-нибудь пройдет мимо и заберет ее сердце себе.
АДАШ. Мне все равно. Я не могу подойти к ней сейчас, в таком состоянии. Приду к ней завтра утром. Буду сильный, бодрый и произведу на нее хорошее впечатление. Первое впечатление решает все.
ШУКРА. Знаю я тебя. Ты от волнения даже моргнуть не сможешь. Будешь стоять перед ней завтра усталый, помятый и качаться из стороны в сторону.
АДАШ. Ладно. Подойду к ней сейчас. Зажмурюсь — и представлюсь. Будь что будет! Я урод?
ШУКРА. Ну и вопросики он задает.
АДАШ. Жаль. Пойду домой.
ШУКРА. Но с другой стороны, она не краше тебя.
АДАШ. Верно. Вообще-то я не уверен, что она меня привлекает. Пойду… (Продолжает сидеть. Пауза. Собирается с духом и обращается к задремавшей Хане Чарлич.) Прошу прощения… (Хана открывает глаза.) Можно чашечку чая?
ХАНА. Я через десять минут закрываю.
АДАШ (встает). Ну ладно. Тогда… (Садится.) Но я выпью быстро.
ХАНА. С молоком? С лимоном?
АДАШ. Спасибо, ни с чем. (Хана заходит в кафе.) Не знаю… Не уверен… Она некрасивая… Некрасивая… (Пауза.) Но с другой стороны, она — человек. У нее есть рот, жаркое дыхание… (Шукре.) Ты окончательно решил ей меня не представлять?
ШУКРА. Чем я замечателен, так это тем, что мое «нет» всегда значит «нет».
ХАНА (возвращается и ставит чай перед Адашем). Пожалуйста.
АДАШ. Спасибо.
Хана вновь садится за свой столик. Адаш украдкой смотрит на нее. Пауза. Он встает, смотрит на нее, от волнения тяжело дышит. Она смотрит на него. Адаш подходит к ней, присаживается рядом. Смотрит на нее, она смотрит на него. По его лицу видно, что он ник#к не может набраться смелости заговорить.
ХАНА (пытаясь ему помочь). Хотите пирожное?
АДАШ. Нет, я…
Возвращается на свое место, садится, но, не в силах успокоиться, встает опять и начинает ходить взад-вперед. Хана тоже встает, чтобы его ободрить. Пауза. Она садится. Он тоже садится. Встает. Снова садится.
(Шукре.) Все, «что ты должен сделать, это сказать ей: „Познакомьтесь, э“ то Адаш Бардаш».
ШУКРА. Как хлопья чистого снега с небес, посыплются на нас скоро утренние газеты. В них будут революции, войны, дорожные аварии, преступления… Если, конечно, с самим газетным ведомством ничего не случится.
Уходит. Хана и Адаш смотрят друг на друга. Адаш дважды обходит вокруг Ханы. Пауза.
ХАНА (в отчаянье). Я закрываю!
АДАШ (достает из кармана деньги, кладет их на стол). Спасибо. Спокойной ночи. (Направляется к выходу, но останавливается) Она некрасивая. Да, некрасивая. Поэтому я и не попытался. Если бы я в нее влюбился, она бы уже была моей. Мы вместе пошли бы домой. И она дышала бы мне в шею. (Уходит.)
Раннее утро. Комната Хефеца. ТЭГАЛАХ в трусах и майке, с полотенцем на шее. Тэгалах и КЛАМАНСЭА выглядят измученными. Их нервы на пределе.
ТЭГАЛАХ (объявляет). Юность Хефеца. Последняя глава. Игра номер одиннадцать. Хефец подглядывает за смертью своей матери. (Хефец делает умоляющий жест, но берет себя в руки.) Ты готова?
КЛАМАНСЭА. Да, я готова сыграть роль умирающей матери этого негодяя.
ТЭГАЛАХ. Старенькая любимая мамочка Хефеца лежит на смертном ложе. Ей трудно дышать, она хрипит. (Кламансэа хрипит.) Хефец подглядывает в замочную скважину. Ему недостает смелости предстать перед умирающей матерью. (Нагибается, изображая Хефеца.)
КЛАМАНСЭА (хрипя). О-о-о, я не могу дышать… Воздуха…
ТЭГАЛАХ (нервно дрожит и попискивает от горя и ужаса). Вокруг много воздуха, мамочка, дыши, ты можешь…
КЛАМАНСЭА. Не могу… (Хрипит.) Я задыхаюсь…