Кони удивленно кивнула. Ее поразил не столь неожиданный поворот в разговоре, а сомнение в том, что она хоть с кем-то может не быть в хороших отношениях.
— Тогда подскажите им мысль сделать несколько голографических снимков своего малыша — и даже лучше в движении.
Кони удивилась еще больше, но промолчала.
— У меня появилось странное ощущение, — Варвара поняла, что ей придется как-то объяснить свою просьбу, а лгать этой обаятельной женщине совсем не хотелось. — Мне кажется, что каждого из нас здесь как-то проверяют… Тестируют.
— Кто?!
— Не знаю, не знаю. И боюсь, что не кто, а что. Если это предположение хоть как-нибудь подтвердится, то придется и с нашей стороны ставить опыты, а уж тут-то живым ребенком рисковать будет нельзя, потребуется голографическая копия.
По доброжелательному, но абсолютно непроницаемому лику Кони совершенно невозможно было догадаться, как она относится к подобным фантазиям. Тем не менее, она сказала:
— Я постараюсь сделать так, чтобы у мамы Пидопличко самостоятельно появилась мысль обратиться к вам — ну, хотя бы для составления семейного альбома. А теперь ступайте да загляните в трапезную, выпейте чего-нибудь погорячее.
Варвара благодарно кивнула и затрусила по парковой тропинке, полами необозримого одеяния цепляясь за колючий кустарник. Вчера — погорячее, сегодня — погорячее… Нет, не складывались у нее отношения со здешним морем.
Киб с неполным комплектом конечностей был занят нетипичной для него деятельностью — закрашивал надписи на косяке, раскрашенном под камешки. К резной арочке была пришпилена записка: «Просим больше не изощряться в остротах — Степка учится читать».
Гм. В три-то месяца.
— Кофейком напоите? — спросила она, приблизясь.
Киб тотчас же засунул кисть за притолоку, метнулся внутрь и занял свое исходное положение: брюхом на стойке, три щупальца свешиваются по ту сторону, два — по эту.
— Ром, абсент, вишневая настойка! — гаркнул он голосом, пародирующим Артура Кёлликера.
Даже новичку было ясно, что перечисленных напитков на далеких планетах попросту не держат, да и на Большой Земле их отыщешь разве что в кафе, стилизованных под старину. А помимо всего, кибы вообще не имели речевых приставок, не то что роботы. При большом желании их можно было запрограммировать так, чтобы они скрипом, звоном или щелчками подавали звуковые сигналы, но даже простейшая фраза азбукой Морзе доводила их до катастрофического перегрева.
В данном случае было похоже, что кто-то из местных остряков впаял в обрубок недостающего щупальца микромагнитофон.
— Чашечку кофе погорячее и без цитат из Ремарка, но с сахаром.
— Ром, абсент, вишневая настойка! — Вероятно, магнитофон срабатывал на любой звук человеческой речи. Надоедало это со второго же раза.
Из-под стойки показался подносик с подозрительной полоскательницей кубиков так на четыреста пятьдесят. Это, разумеется, и отдаленно не напоминало то живительное питье, которым пользовал ее Теймураз после вчерашнего бесславного ныряния. Она, обжигаясь, опустошила всю емкость и побежала к себе в таксидермический корпус, выделяющийся среди окрестных коттеджей казенным однообразием квадратных окон и распахнутым сейчас громадным фонарем скульптурно-моделировочной мастерской, находящейся во владениях Пегаса.
Если прибавить к тому подземный голографический блок и химическую «кухню», где заправляла Пегги, то в целом лаборатория производила чуть ли не ошеломляющее впечатление. И работать здесь практически предстояло одной Варваре.
Разумеется, девушка и не подозревала, что Полубояринов, отправляя ее на Тамерлану, прекрасно отдавал себе отчет в том, что один человек, родись он семи пядей во лбу или будь он даже легендарным Заславским, не сможет создать музея фауны целой планеты. «Очень уж она воинственная, — сказал он своему заместителю, когда за Варварой закрылась дверь его кабинета. — Вот и пусть повоюет там с Сусаниным, понаделает грамотных голограмм и хотя бы разберется с теми шкурами, которые накопились на кухне. А годика через полтора, когда станет у нас полегче с кадрами, подошлем ей двух-трех специалистов и, разумеется, начальство, чтобы ни от кого не зависеть».
Варя Норега этого монолога не слышала и по крайней своей наивности, извиняемой возрастом, полагала, что перед ней стоит трудная, но посильная задача, с которой она справится с помощью двух роботов и, естественно, без начальства.
Дело только в сроках.
Одинокой она себя тоже не чувствовала, так как Пегас и Пегги работали по двадцать четыре часа в сутки, то есть каждый за троих, и на них можно было положиться.