— Скажите, пожалуйста, — медленно, словно подчеркивая этим всю важность вопроса, проговорил Жан-Филипп, — какова основная компонента того излучения, которое вы принимаете?
Варвара вскинула голову, так что капюшон упал на спину и с шелестом отключился. Ведь она ни словом не обмолвилась о своем чутье, но Жан-Филипп знал и даже не сомневался, что излучение — многокомпонентное, и с ним не нужно было лишних слов.
— Гравитация, — ответила она кратко и уверенно.
— Источник — живая система?
— Ворота — система живая. «Шпалы» — наполовину. Излучение из глубины моря, экранируемое островами, — чистая механика.
— Где именно расположен излучающий центр?
— На осевой линии между воротами. Расстояние от берега я и пытаюсь уточнить. Использую тень островов.
— Только что ж вы ныряете без гидрокостюма? — перешел он уже на испробованный отеческий тон.
Она безмерно удивилась, что он этого не понимает:
— Без костюма меня явно принимают за аполину… во всяком случае, пока я в их группе. А это — гарантия безопасности. Но вот за кого меня примут в гидрокостюме не знаю.
— То есть вы полагаете, что гипотетический глубинный центр — назовем его хотя бы так — обладает анализатором?
— Дистанционным. Иначе и быть не может.
— И этот глубинный центр — не природное образование и не придаток живого существа, а некоторое квазимыслящее устройство, установленное здесь пришельцами неизвестной нам планеты и таким образом по возрасту столь же древнее, как Пресептория?
— Вряд ли стоит допускать, что сюда прилетали представители двух различных цивилизаций…
— Разумно. Тогда мы были бы уже третьими, а это почти невероятно — планета ведь далека от звездных скоплений. Но тогда как объяснить тот факт, что наделенное какими-то исполнительными приспособлениями мыслящее устройство — причем запрограммированное гуманоидами устройство, подчеркиваю! — допустило последовательную гибель трех взрослых людей и создание чрезвычайно опасной ситуации (и хорошо, что не хуже) для ребенка?
Варвара зябко поежилась, кутаясь в свой длинный халатик. Длинный и пушистый, как бурнус. Что такое «бурнус»? Откуда всплыло это слово? «Пробирая шерстинки бурнуса…» А, это оттого, что Жан-Филипп померещился ей врубелевским Демоном.
Но дело в том, что ассоциации — штука безошибочная. И стоит подумать, почему это вдруг — «шерстинки бурнуса…»
— По-видимому, — проговорила она, внутренне постанывая от необратимой утраты взаимопонимания и необходимости подбирать слова, — в нас не всегда видят разумных существ.
— Как это — не всегда? — всполошился Жан-Филипп. — Вы, голубушка, таксидермист, а не кибернетик, поэтому только вам позволительно допускать, что мыслящее устройство может действовать по настроению или капризу. Не всегда!..
Он спохватился и восстановил академический тон:
— Гуманное начало — вот первый закон, который в той или иной форме вкладывается в любую машину, не только мыслящую, но и обладающую свободой воли. Как робот, например. Логика и гуманизм — альфа и бета любой подобной программы. Тогда как же ворота Пресептории не пропускают ни одного живого существа, но спокойно впустили всех нас; молния, равнодушная к человеку под парусом, убивает Лероя; «шпалы» топят палатку с Серафиной, но вас, даже на большой глубине, никто не трогает; даже асфальтовые гориллы, которых вы объявили биороботами без всяких на то оснований, кроме неуязвимости их шкуры, они должны бы подчиняться этому управляющему центру как выносные автономно действующие придатки — и вот они опекают всех животных Степаниды, а нас обходят, словно мы — каменные глыбы.
— Вы хотите, чтобы я ответила вам на все эти вопросы? — негромко проговорила Варвара, стараясь вложить в собственные интонации как можно больше смирения.
— Я просто прошу вас пояснить, как все перечисленное мною согласуется с вашей моделью сложнейшей кибернетической системы, упрятанной на морском дне? Я подчеркиваю: вы имеете право на создание любой модели, но не отказывайте ей в элементарной логике! Как, впрочем, и гуманоидам, ее программировавшим.
Варвара беспомощно пожала плечами, глядя в море, золотящееся вечерними звездами. Ощущение холода, непериодическими толчками приходящее то ли из-за горизонта, то ли из-под него, настигло ее и здесь. Чувствует ли это Жан-Филипп? Если и чувствует, то себе не верит. Так человек, потерявший слух на девяносто девять процентов, будет уверен, что звон ему только чудится, пока не увидит колокола. И снова всплыло в памяти: «И не слышал колосс, как седеет Кавказ за печалью…»