Мы понимаем Л. Толстого, когда он утверждает, что настоящий художник вынужден сам, своим талантом и трудом, преодолевать силу инерции, «изобретать» свое произведение, что искусство должно быть ясным и понятным и не ограничиваться свойством приносить зрителям-слушателям наслаждение, что оно должно быть заразительным.
Человек в жизни может так заразительно смеяться, что, еще не зная причины смеха, мы уже заражаемся весельем и смеемся. Это свойство заражать и заражаться — основа театрального искусства, как говорил Толстой.
Великий писатель за заразительность, но против пустой занимательности. Пустой — да, но не является ли, однако, занимательность одной из первых ступенек, ведущих к заразительности? Но после первых ступенек надо идти дальше! А там природа заразительности должна быть продиктована высоким назначением искусства — быть одним из средств общения людей между собой.
Не каждое подлинное искусство может нас взволновать. Например, искусство древней китайской оперы (XVII век) нас более удивляет, чем захватывает. Думаю, что современная европейская опера тоже дойдет не до каждого народа. Национальные свойства искусства часто определяют его успех.
Прав Л. Толстой, когда говорит, что есть искусство, а есть подделка под искусство. Это надо уметь различать.
Трудно, но надо стремиться объективно оценивать произведение искусства, не связывая его оценку с известностью имени создателя. И гений наряду с шедеврами может сочинить среднее произведение. Нельзя все созданное П. Чайковским или Дж. Верди оценивать одинаково. Искусство требует индивидуального подхода в каждом отдельном случае.
Итак, Л. Н. Толстой не признавал оперу — мы любим это искусство; он не верил в него — мы видим его огромные перспективы. Но эти перспективы связаны с теми требованиями к искусству, которые оставил нам великий русский писатель.
Под конец еще немного об эстетике оперного спектакля
Понятие «эстетика» ввел Александр Готлиб Баумгартен, немецкий философ. Этим термином он обозначил учение о красоте, теорию чувственного познания.
Мы знаем, что художественное переживание доставляет удовольствие; иначе кто бы из нас ходил в кино, театр, читал книги, слушал музыку, смотрел картины…
Но признаком художественного образа является целесообразность, гармония, точное сочетание и взаимодействие частей. А это уже форма, нарушать которую нельзя без того, чтобы не разрушить художественный организм.
Приходит на ум сравнение с природой. В последнее время много стали говорить о том, какой вред, непоправимый вред жизни на земле приносит всякое нарушение ее гармонии.
Признак искусства (и тут снова можно вспомнить о законах природы) есть свобода от принятых, привычных правил, штампов, издавна живущих определений.
Но если уж сравнивать искусство с природой, то обратим внимание на то, что каждое растение, животное, насекомое, каждый листочек, червячок имеет свою жизненную функцию, особенность, необходимость, специфику и вместе с тем все в природе взаимосвязано.
Свою закономерность имеет и любой вид искусства, тем не менее каждый вид связан с другим, влияет на него и сам принимает на себя влияние иного искусства. Влияние одного искусства на другое идет по разным путям. Так, в синтезе оперы объединяется цель (драма, театральный образ) и средство (музыка), причем лишь музыка делает драму оперой. Драма без музыки также лишена главного качества оперы — непрерывной логики чувств, сопряженных с действием.
Мы говорили о наслаждении, удовольствии, которые приносит искусство. Но наслаждение и удовольствие не могут быть самоцелью. Разве возможно удовольствие само по себе? Оно имеет причины, оно — следствие. Главное — идея, вызвавшая к жизни образ, главное — то, что посредством искусства осуществляется общение людей во имя «движения к благу», как говорил Л. Н. Толстой.
И в опере были произведения, ставившие своей главной целью повеселить, позабавить или предоставить публике возможность «пощекотать нервы» ужасами, чрезмерной чувствительностью. Но эти произведения сгинули, забыты, потому что не несли главного — мысли. История Виолетты в «Травиате» трогает каждого. Эта опера повсеместно любима, но сострадание захватывает нас не потому, что умирает женщина от чахотки, а потому, что умирает Травиата — жертва нравственного эгоизма и цинизма определенного человеческого общества. В жалости, которую вызывает образ Виолетты, есть и протест и призыв, то есть «движение к благу».
В произведении искусства, объясняет нам эстетика, объединяется и познание и нравственность в форме прекрасного. Значит, оценка прекрасного, как мы уже говорили, не только чувственна, но и интеллектуальна. Сидя на спектакле, смотря картину, слушая музыку, мы не ждем, чтобы искусство выключило нашу способность размышлять; эмоция образа должна вызывать мысли, раздумья.