Я никогда не узнаю, почему мне позволили прожить привилегированную жизнь в привилегированной стране в привилегированный век и я не поехал в детстве на одном из тех ужасных поездов в Треблинку. Я понимаю, что во всём мире хватает людей, которых до сих пор пытают и томят в страхе и несправедливости; что гидра, которая зовётся этническими чистками, если и теряет голову в битве, то на её месте по-прежнему вырастают новые; что мелкие диктаторы всё ещё причиняют своим народам огромное горе. Раньше я находил утешение в лёгком атеизме, затем в беспокойном агностицизме, а сегодня возвращаюсь к самому старому клише из всех. Я действительно не имею ни малейшего представления о том, что управляет Вселенной, но знаю, что сострадание к другим – единственное, что делает это чёртово путешествие сто́ящим.
Как мы уже убедились, амбиции приводят к заблуждениям, а самооценка является отвлекающим манёвром. В любом случае всё заканчивается гниением и разложением. И всё же моя жизнь полна смысла, который я нахожу в интеллектуальных поисках, эстетическом наслаждении, отношениях, хорошей работе, – всё это наполняет меня, и я чувствую, что способен любить других, преодолевать несправедливость, слепую глупость и абсурдность окружающего безумия.
Это великая тайна, какой она и была всегда, и я смиряюсь перед ней как никогда раньше, наполняя ту крошечную часть мира, которую занимаю, причастностью и соответствующими делами. Мною уже не владеет уверенность юности или желание свергнуть кого-то, потому что вторая часть жизни несёт в себе другое послание. И так решил не я сам. Но жизнь с тайной, двусмысленностью, тревогой и амбивалентностью всё равно остаётся самой прекрасной из возможных.
16. Исцеление души
Название этой главы – буквальный перевод греческого слова «психотерапия». Хотя отношение к психотерапии изменилось в течение последних нескольких лет, поразительно, что общество до сих пор не понимает, что она собой представляет и для чего нужна. Отчасти это происходит из-за продолжающейся ложной аналогии психотерапии с медицинской практикой, духовных страданий – с биологическими заболеваниями, лечения – с исцелением.
Хотя во многом опасения большинства и осуждающее отношение к психотерапии основаны на фундаментальном страхе перед нерациональным миром и общем неприятии работы с собственным бессознательным, бо́льшая часть вины должна быть возложена на современных психотерапевтов и особенно психиатров. В поисках научного подтверждения успеха многие из них сузили определение патологии до поведенческих паттернов, нарушений мышления и биохимических процессов человека.
Безусловно, верно, что мы выражаем себя через поведение, которое можно корректировать; через мысли и воззрения, которые могут оспариваться мыслями и воззрениями других людей; а также через биохимические процессы, которые могут компенсироваться за счёт других биохимических процессов. При этом ни одну из этих модальностей – бихевиоризм, когнитивное реструктурирование и психофармакологию – не следует путать с психотерапией. Действительно, лучший подход к таким расстройствам, как шизофрения, биполярное и обсессивно-компульсивное расстройство и эндогенные депрессии, – это медикаментозное лечение. Но психотерапия стремится рассмотреть всю личность, совокупность поведения, мыслей, биохимических процессов и многого другого, то есть смысл данной конкретной личности, её страданий и путешествия, в котором она находится.
Психотерапия, особенно её аналитическая форма, должна вновь укорениться в жизни духа и настаивать на том, что принадлежит не к миру науки, а к доверительной беседе между человеком, испытывающим страдание, и пастырем, как это было принято раньше. Аналитики, стремящиеся повысить свой статус и выставить напоказ успешность, чтобы выгодно отличаться от коллег, принадлежащих другим школам психологии и психиатрии, на самом деле трусливо избегают иметь собственные убеждения. Пытаясь получить одобрение у других, они рискуют опошлить тот вклад, который аналитическая психология внесла и продолжает вносить в мир.
Большинство аналитически ориентированных психотерапевтов, которых я знаю, спокойно относятся к модификации поведенческих стратагем и когнитивной реструктуризации, без которой нельзя представить работу с комплексами. Они без колебаний направляют пациентов на медикаментозное лечение, если таковое необходимо, но при этом умеют различать, когда необходимо лечить, а когда исцелять. Первое подразумевает, что человек болен, а значит, к нему должны быть применены медицинские подходы, которые соответствуют работе с тем или иным диагнозом. Есть заболевания, которые нас убивают, а есть те, которые мы побеждаем. Исцеление же скорее связано с задачей обретения смысла. Когда Юнг предположил, что невроз – это страдание, которое ещё не нашло своего смысла, он явно не исключал страдание как таковое. Когда суть внутреннего конфликта оказывается для человека раскрытой, а его личный путь индивидуации проясняется, он всё ещё может испытывать страдания, которые не отменяют того факта, что смысл уже нащупан им и будет видеться всё чётче по мере углубления в процесс путешествия по граням души.