Выбрать главу

— Гриша, скорее открывай дверь!

— Не преждевременно ли радуешься, Лидок? — нахмурив брови, пробубнил Жгура, предчувствуя неладное: ведь вот уже сколько времени они откапывают жилище, а до сих пор никто не отозвался.

Григорий вставил лопату между притолокой и дверью, хотел сорвать запор, но тонкий металл лопаты изогнулся. Ломом бы ударить, приподнять, да где его сейчас возьмешь.

— Закрылись изнутри. Ничего с дверью не получится. Высадим окно и через него залезем в землянку…

И вот наконец отковыряли окно, разбили стекло, треснула рама. Из отверстия вырвался столб пара, как из приоткрытого чугуна, настоянный на картошке, бураках и человеческом поту…

— Я слышу стон! — Лида бросилась к пролому, присела на корточки и увидела ужасную картину: посреди землянки, раскинув руки, с растрепанной, распатланной головой лежала Харитя, а ей на грудь в изнеможении склонились четыре детские головки… В углу на нарах сидел Павел. Его глаза отрешенно смотрели куда-то, он виновато улыбался… Исступленно протягивал вперед в окровавленных бинтах израненные на фронте руки и что-то бессмысленно шептал осипшим голосом, наверное, уже не было мочи кричать, просить помощи у людей…

Григорий мгновенно снял с себя бушлат и проскользнул через проем окна внутрь землянки. Перенес всех детей, потерявших сознание, на нары и положил их возле отца, который водил вокруг бессмысленными глазами. Опустился на колени, приложил к груди Харити ухо и только теперь громко прокричал Павлу:

— Все живы! Спасены! Если бы не наша помощь — задохнулись бы… На воздухе придут в себя — и все в порядке!

— Давай сюда детей! Я буду заворачивать их в твой бушлат и по одному переносить к нам домой.

— Правильно, Лидусь! А куда им, бедолагам, деваться? — нежно, осторожно просовывал малыша через проем окна.

Лида не чувствовала ног: закутав немощное тельце бушлатом, стремглав мчалась домой, чтобы не простудить на морозе. По очереди всех детей перенесла к себе.

Тем временем Жгура взял на руки Харитю, маленькую, худенькую, как подросток, завернул в старое одеяло и поднес к окну.

— Подышите, тетя, малость, подышите кислородом…

И вдруг Харитя завопила истошным голосом. Широко раскрытые глаза высматривали детей, как голодный вышаривает хоть крошку хлеба…

— Да вы не беспокойтесь, Харитя. Ваша мелюзга у нас дома. Все дети здоровы! Я и вас тоже отнесу к себе в хату, — послышался со двора Лидии голос. Завернутую в дерюжку женщину Лида подхватила на руки и побрела разбитым снегом.

Харитя очнулась и начала вырываться из рук:

— Зачем несут меня на кладбище? Пустите! Я ведь живая, где мои дети? Я хочу к детям!

— Тетя Харитя, вы живы! Я вас к детям и несу. Потерпите, мне тяжело… Я очень устала… — Лида обхватила ее, как сноп. Тащила, чувствуя, что вот-вот бросит босоногую на снег, упадет вместе с ней и не поднимется… Задыхалась, спотыкалась, вся мокрая от пота. Он заливал глаза, солил губы. Уже не понимала, не ощущала, идет ли она, плывет или стоит на месте. Помнила только одно: раз не разомкнула рук, держит тяжелую ношу, значит, движется. Закрыв глаза, медленно шла на ощупь к своей хате. Лишь бы не распластаться на полдороге. Считала: еще десять шагов, еще пять, еще три… Хотелось опереться на что-нибудь и передохнуть. Но вокруг был один белый мираж… Смерила взглядом расстояние: осилила всего лишь полпути… Выбиваясь из последних сил, сжав зубы, разгребала ногами, как сыпучий песок, снег. И вдруг почувствовала: уже топчется на одном месте… Ноги дрожат, подкашиваются, и вся она клонится, падает… Обессиленная, лежала, не хотелось и пальцем пошевельнуть. Неожиданно кто-то разорвал судорожно сцепленное кольцо ее рук, выхватил Харитю:

— Ласточка моя, здравствуй! Вижу, выбилась из сил… Дай-ка подсоблю тебе…

Будто сквозь сон слышала этот знакомый и в то же время какой-то далекий, незнакомый голос. Невольно открыла глаза, и в этот миг невероятная сила подняла ее на ноги. Лида захлебнулась от нахлынувших чувств:

— Бо-о-оже… Левко-о-о… — Всплеснула руками и, ошеломленная, разгоряченным лицом упала в глубокий снег.

Вскоре поднялась, бросилась догонять Даругу. Хотелось ей украдкой посмотреть на него, нечаянно прикоснуться к нему, убедиться, что это действительно он, а не кто-либо другой.

Запыхавшись, догнала, замедлила шаг. Опустила глаза, низко склонила голову. До крови кусая губы, наконец выронила лихорадочные слова: