— Я заканчиваю, отец. Наберись еще терпения. Когда Кочубенко изливал передо мной свою душу и по-мужски горько плакал, я ему не поверил, что ты можешь быть таким… А вот сейчас прозрел. Слышишь, прозрел!
Роберт неистово ударил ногой в дверь. Она вмиг распахнулась, и он опрометью бросился на балкон. Перемахнув через перила, полетел вниз со второго этажа. Благополучно спрыгнул на цветник. По щиколотки увяз в черноземе. Стоял оторопевший, с широко расставленными руками, пошатываясь из стороны в сторону, будто удерживал равновесие.
Лускань ринулся вдогонку за сыном.
— Я его не выбрасывал… Это он сам!.. Сам выбросился с балкона! Майя, ты же видела? Будешь свидетелем, — вбежал в столовую, но там ее не было. «Ушла? Ну и черт с тобой! Свою роль ты сыграла блестяще. Спасибо!»
Опять выскочил на балкон посмотреть, что же с Робертом. Но его уже не было. До слуха донесся рокот удаляющейся машины.
Роберт мчался ночным городом. Не обращал внимания на красный глаз светофора, потеряв чувство меры, самоконтроля…
И вдруг машину рвануло в сторону, как пустую жестяную банку подбросило, сильно ударило о что-то твердое. Потом она вздыбилась всем корпусом и повалилась на правый бок. Надрывно застонал мотор и обиженно заглох.
Роберт почувствовал, что его прижало к рулю, перехватило дыхание. Еле выкарабкался наружу через уцелевшую левую дверку и потерял сознание…
Пришел в себя в больнице. Весь измятый, побитый, он неподвижно лежал на носилках.
Над ним склонились двое — Кочубенко и Лускань. Они, словно и не видя друг друга, пытались хоть чем-нибудь облегчить боль сына…
Принесли Лусканю его «персональный халат»: тут он консультировал коллег, был их наставником… Но Роберт дернул халат и слабым движением протянул его Захару:
— На, держи, ты мой настоящий отец… — и потерял сознание.
ЧУЖАЯ СЛАВА МСТИТ
Попал в западню… Искал выход, перебрал сотни вариантов и все отбросил. Не с кем посоветоваться. Только домработница на кухне гремит кастрюлями да телефон от звонков разрывается. Пробиваются к нему друзья или недруги? Вряд ли друзья… В такой ситуации, как у него, откажется каждый — и знать не знаю…
— Зоя, Зайчонок! — позвал домработницу.
Она, всегда услужливая, вбежала в кабинет:
— Я вас слушаю, Вениамин Вениаминович.
— Подними хоть один раз трубку. Меня, ты же знаешь, нет дома.
Девушка юркнула в коридор к телефонному аппарату. Состоялся короткий и четкий разговор. Быстро вернулась назад:
— Сегодня в три часа ноль-ноль заседание парткома. Ваша явка обязательна. Звонил Братченко.
— Спасибо. Иди занимайся своим делом.
— Да, я забыла вам сказать, Вениамин Вениаминович… Вчера, когда случилась авария с Робертом… Нет, точнее, когда вы убежали к нему в больницу, начал трезвонить незнакомец, некий Захар Кочубенко… Это тот, с обгоревшим лицом, что к нам однажды приходил. Раз звонит, второй и третий — все просит позвать к телефону сына Олега… Я говорю: у нас такой не проживает, а он знай свое. И я направила его к вам в больницу…
— Ладно, ладно! Затараторила…
Тяжко опустился на диван, облокотился руками на письменный стол, на котором в беспорядке валялись книги. Отодвигая их в сторону, обратил внимание на записку.
«На большее я не способна. Мачехой у Роби я и не собиралась быть, а тем более вашей женой.
Я подслушала весь ваш «мужской разговор» и оцепенела от страха… Ухожу из вашего дома с гадким осадком на душе, чтобы никогда сюда не вернуться. Ваш дом — пристанище хамов, хамелеонов…
— Зойка!
— Что стряслось? — просунула голову в полуоткрытую дверь.
— Откуда взялась эта мазня? — подбросил вверх бумажку.
— Ваша гостья, уходя, сунула мне в руки, а я положила вам на стол.
— И ты — Брут?
— Что вы сказали? Я не поняла…
— И ты против меня, лисья мордочка? Сию же минуту дам тебе расчет! Вот, вот, вот, бери деньги и сматывай удочки. Проваливай к черту! Все проваливайте!
— Так вы отпускаете меня? — обрадованно вскрикнула Зоя. — Премного благодарна! — низко поклонилась, приложив руку к сердцу. — Ура-а! Я свободна! Мне надоело быть подметалой, стирать, готовить вам пундики-мундики.
Зоя собрала свои вещи, подошла к двери кабинета, в щелочку посмотрела на возлежавшего на диване хозяина и тихонько, чтобы не вернул назад, шмыгнула вниз по лестнице. На прощанье громко хлопнула входной дверью…