Узнавание переросло в страсть, когда одна его ладонь скользнула под ее пиджак и нашла там гладкую линию груди. Его поцелуи стали более глубокими, более требовательными, а движения языка заявляли о все усиливающемся желании.
Это вызвало в ней отклик, о котором страшно было даже подумать. Она отодвинулась, застыв и дыша неровно и поверхностно, — в голове была полная путаница.
— Останься, — тихо попросил он. — Проведи эту ночь со мной.
— Нет. Я не могу… Мы не должны. — Ей хотелось поскорее сбежать, чтобы не успеть переменить решения, и бегством спастись от искушения.
— Позволь этому случиться.
— Нет, — повторила она, дрожа всем телом.
— Это будет терзать нас всякий раз, как только мы окажемся вместе.
— Мы в состоянии с этим справиться, — настаивала она. — Я — в состоянии.
Она должна справиться.
Но Камерон не был уверен, что ему это подвластно. В нем поселилось желание, самое сильное из тех, что он когда-либо испытывал. Слишком сильное. Он глубоко вздохнул, разглядывая молодую женщину. Однако чувства, нахлынувшие внезапно, не позволили ему перейти последнюю грань. Все же поцелуи не должны быть столь страстными, не должны оставлять его слабым и растерянным.
Он понял, что так дальше не пойдет. Он не может воспользоваться ее услугами в качестве своего дизайнера. Он был прав, когда объяснял ей, что все заметно усложняется, когда заводишь роман с тем, с кем связан работой. Любопытство привело к утрате здравого смысла.
— Мне действительно нужно идти, — сказала она, не двигаясь.
— Я провожу тебя до машины. — «И выпровожу из своей жизни», — подумал Камерон.
Она покачала головой.
— Нет. Со мной все будет в порядке. Моя машина припаркована прямо на улице. Привратник проводит меня.
— Я настаиваю. — Он решил быть джентльменом до конца, хотя знал, что Пегги его за это возненавидит.
— Нет, — решительно повторила она, вздернув подбородок и глядя прямо ему в глаза. — И покончим с этим.
И тогда он понял, что она уже все знает. Его звонок завтра утром в ее мастерскую будет простой формальностью. Он принесет свои извинения, она вежливо их примет, и они пойдут каждый своим путем.
Он извиняюще, неуверенно улыбнулся и протянул руку.
— Был интересный день… Интересная неделя…
6
Кругом нарастал глухой шум, и Пегги наконец поняла, что это не сон. С трудом раскрыв глаза и оторвав голову от подушки, она уставилась на часы у кровати. Зеленые яркие цифры показывали 7.10. Просто неприлично будить человека в такую рань, тем более в субботу.
— Уходите! — крикнула она, снова сомкнув веки и уронив голову на подушку.
— Пегги! — раздался из-за двери хрипловатый мужской голос. — Мне надо с тобой поговорить.
Комната расплывалась у нее перед глазами. Проникавший сквозь оконные шторы свет выхватывал оранжевые и желтые пятна на стенах ее квартиры-студии. Откинув одеяло, она села на край кровати и провела пальцами по волосам.
Ей припомнились события вчерашнего вечера: спор с Джорджем Миллером, совет Эдны Миллер относительно умения манипулировать мужчинами и Камерон, открывающий бутылку шампанского. Он предложил ей выпить, и она согласилась. Последнее было непростительной ошибкой. Дальнейшие события перепутались в ее памяти. Вопросы, которые она задавала Слейтеру, смешались с его жестами и улыбками, которые предназначались ей и которые постепенно совратили ее, так что она в конце концов поддалась его поцелуям.
Но каким поцелуям!
Она облизнула губы, еще хранившие вкус его губ.
Шум возобновился.
— Пегги?!
— Иду! — крикнула она в ответ. — Подождите одну минуту!
У нее не было халата. Ее старый и любимый был изорван в клочья, и она пока не успела его заменить другим. Однако на спинке кремового дивана висел афганский плед. Обернувшись им так, чтобы не была видна ее короткая ночная сорочка, она схватила со стола очки и босиком направилась к двери.
— Кто там? — спросила она, хотя прекрасно знала, кто находится по ту сторону входа. Ей никогда не забыть его голоса, убедительности его губ, сильного тела. Ей никогда не забыть искушения и… разочарования.
— Камерон, — послышался ответ. — Мне нужно с тобой поговорить.
— Сейчас только семь утра.
— Знаю. Извини, что разбудил тебя, но в восемь меня ждут к чаю. Я займу буквально минуту.
Судя по решительному, командирскому тону голоса, Камерон проснулся давно и теперь не испытывал угрызений совести, тревожа других в столь ранний час. Пегги попыталась привести себя в такое же бодрое состояние.
Разобравшись с задвижкой и цепочкой, она распахнула дверь и отошла назад. Он стоял в коридоре, загораживая собой весь дверной проем, — слегка взъерошенные волосы, повседневные брюки, надетый поверх белой спортивной рубашки светло-голубой свитер и теннисные туфли. Он словно сошел со страницы спортивной рекламы. Она чувствовала себя при нем замарашкой и оборванкой.