— Ты такая красивая, — прошептал Камерон, уткнувшись носом в ее шею. — Такая мягкая и теплая.
— Камерон, — молила она, — мы должны остановиться.
Его губы приблизились к ее уху.
— Я не могу остановиться, — сказал он хрипло. — Думаю, что ты тоже не сможешь. Пригласи меня к тебе, или давай поедем ко мне. Проведи со мной эту ночь.
— Нет, — со стоном произнесла она, ощущая болезненные толчки глубоко в животе. Она должна остановиться.
— Мы ведь взрослые люди с нормальными потребностями. Физическими потребностями, эмоциональными потребностями. — Он мог бы удовлетворить первые, но не вторые.
— А что будет после?
— Мы будем играть в это день за днем.
Она поняла.
— Так не пойдет. Это не для меня.
У нее не было сил для очередной безнадежной авантюры.
— Ты поступаешь бессмысленно, — сказал он. — Я люблю тебя. В самом деле люблю.
Скольким женщинам он говорил эти слова? Ей не хотелось думать об этом. С силой, о которой сама не подозревала, Пегги оттолкнула Камерона. Дрожа, она пристально глядела ему в глаза.
— Я хочу большего, Камерон. Любви. Долговременных взаимных обязательств. Замужества.
Он не шелохнулся.
— Я не могу дать тебе этого.
— Я знаю.
9
Пегги чистила зубы, когда в дверь постучали. «Кого там несет?» — чертыхнулась она, рассердившись из-за того, что вынуждена выйти из ванной и что ей нечего набросить на плечи, потому что до сих пор она так и не купила себе халата. Пришлось опять воспользоваться афганским пледом.
Завернувшись в него, она крикнула:
— Кто там?
— Я, — прозвучало в ответ.
Хотя он не назвал себя, Пегги сразу узнала его голос. Открывая дверь, она вспомнила вчерашний вечер и не смогла унять внезапную дрожь, охватившую ее тело.
— Доброе утро, солнышко, — сказал Камерон, заходя в комнату, — кофе подан.
В вытянутых руках он держал два пластмассовых стаканчика, и кофейный аромат приятно защекотал ей ноздри. При виде Камерона тут же проснулось возбуждение, но зажатая под мышкой папка с документами, которую накануне вручила ему Пегги, перечеркнула все романтические надежды.
— Я готов подписать, — заявил Камерон, подошел к столу и поставил стаканчики. — Но пришлось внести некоторые поправки.
— Поправки? — Поняв, что с раннего утра ей придется заниматься делами, Пегги взяла с туалетного столика свои очки и водрузила их на нос. — Что за поправки?
— Поправки поправок, — ответил он. Лукавая улыбка тронула его губы, когда Пегги поправляла очки, сползшие, как всегда, на кончик носа, и в то же время пыталась удержать плед, падавший вниз. — Из всех женщин, которых я знаю, ты единственная выглядишь сексуально в этом грубом наряде.
— А ты единственный из всех мужчин, которых знаю я, смеешь навещать меня в столь ранний час. Это почти неприлично.
— Ты сама сказала, что ответа ждешь утром, и как можно раньше. Если бы ты осталась на ночь со мной, ты бы выспалась и не считала, что сейчас слишком рано.
Кое в чем он был прав. Часы на тумбочке у кровати показывали девять пятнадцать, а она проснулась только пять минут назад.
— Я проспала.
— Бурная ночь?
Его ухмылка была слишком самоуверенной и наглой.
— Спала как ребенок. — «Ребенок, страдающий от колик», — могла бы она добавить, но вместо этого гордо вскинула голову и подошла к нему. — Ну и какие поправки ты сделал?
Он вытащил из коричневой папки одну из двух копий контракта и протянул ей. Беглого взгляда на первую страницу хватило, чтобы убедиться, насколько серьезно отнесся Камерон к просьбе Пегги: страница пестрела поправками, и все они были юридически обоснованы.
— Ты советовался с юристом?
— Да. — Он взял со стола один из стаканчиков и снял крышку. — Прошлой ночью, после того как мы расстались, я позвонил Митчу, и он составил мне компанию.
— После того как мы расстались? — Она вспомнила, что, когда вернулась домой, часы на тумбочке у кровати показывали почти одиннадцать.
— Ты же сказала, что ответ нужен рано утром. Кофе? — Он протянул ей стаканчик.
— Спасибо. — Она положила бумагу на стол, чтобы взять кофе. При этом их пальцы соприкоснулись. Всего лишь на мгновение. Но в это мгновение она всем телом ощутила интимные прикосновения вчерашнего вечера. Ее соски под пледом моментально затвердели, и она поняла, что те желания, которые он так легко возбудил в ней вчера, ничуть не ослабели.