«Ты любишь его?» — спросила она себя и вздохнула.
В том то и дело, что, сама того не желая, она любила его.
Ей нельзя было влюбляться в него. Он был совершенно прав, когда говорил, что не может жениться на женщине, которая полностью лишена дипломатического такта и которая совершенно не представляет, когда можно открывать рот.
Он тоже не годился ей в мужья — у него было слишком много предубеждений. Нельзя наслаждаться жизнью, если постоянно оглядываться на прошлое.
Пегги вышла из-под душа, завернулась в большое полотенце, высушила и уложила волосы, которые мягкими волнами легли ей на плечи, и, надев фланелевую ночную рубашку и тапочки, отправилась в комнату.
— Но я нужна ему, — сказала она своей пустой квартире. — А он нужен мне.
Она не хотела плакать, слезы сами хлынули из глаз. Злость и отчаяние выплеснулись вместе с ними, и Пегги разрыдалась. Она плакала и стонала, от бессилия била кулаком по столу.
Поэтому едва расслышала стук в дверь.
— Кто там? — спросила Пегги, вытирая щеки и глаза рукавом ночной рубашки. Неужели она наделала столько шума, что потревожила соседей? Но, видимо, так оно и было.
— Камерон… — прозвучало в ответ.
Этот голос нельзя было спутать ни с каким другим, этот знакомый раздражительный тон. Но она не хотела видеть Камерона, тем более сейчас, когда глаза у нее покраснели от слез.
— Уходи, — сказала она, не открывая двери.
— Позволь мне войти, — настаивал он.
— Уходи, — повторила Пегги.
— Я не уйду. Или ты впустишь меня, или я приведу привратника, чтобы он открыл дверь.
— Ты не имеешь права врываться силой в мою квартиру.
— Я это обязательно сделаю. Я скажу, что с тобой что-то случилось.
Не помня себя от злости и отчаяния, Пегги кинулась к двери и рывком распахнула ее настежь.
— Что тебе надо?! — крикнула она.
Камерон взглянул на фланелевую ночную рубашку и тапочки на босу ногу, затем посмотрел Пегги в глаза. Они были красными и мокрыми от слез, которые безудержно текли у нее по щекам. Но Пегги было все равно — пусть Камерон думает что хочет.
— Что тебе надо?! — с еще большим раздражением повторила она.
Он отстранил ее и прошел в комнату.
— Мне надо поговорить с тобой.
Дверь напротив приоткрылась. Соседка Пегги миссис Джиллиэт снова подслушивала. Пегги поскорее захлопнула свою дверь и повернулась к Камерону.
— Мы уже разговаривали утром. Надеюсь, ты не забыл?
— Ты плакала?
— Ну и что? — Пегги не собиралась отпираться.
Он шагнул к ней, его взгляд вновь остановился на ее ночной рубашке.
— Куда делся афганский плед?
— Эта рубашка удобнее и надежнее.
Он усмехнулся.
— Ты уверена?
Она почувствовала спазм в желудке — предвестник нервного срыва, — но постаралась не обращать внимания на неприятные симптомы. От Камерона исходил кисловатый запах пива.
— Ты пил?
— Да, пил, но я не пьян, если тебя это интересует. Я совершенно трезв.
— Тогда как ты посмел прийти сюда?
Он улыбнулся, поднял руку и легонько коснулся ее волос, одним пальцем отвел прядь от виска к уху, подержал и отпустил. Шелковистая прядь волос кокетливо заколыхалась, возвращаясь на свое место у виска.
— Как посмел? — повторил он. — Посмел, потому что должен ответить на твой вопрос. Да.
— Да? — Она смотрела ему в глаза, боясь поверить, что поняла его правильно.
— Да, я люблю тебя, — признался он и опустил глаза. — Я не могу успокоиться, чувствую себя несчастным, не видя тебя, не споря с тобой, не находя тебя рядом с собой в кровати… Пегги, это, наверное, любовь…
Она не находила слов, слезы опять хлынули из глаз. Но это были слезы счастья. Пегги дотронулась до воротника его пальто.
— Прости, я не хотела плакать.
Кончиками пальцев он вытер слезы с ее лица.
— Тебе трудно совладать со своими чувствами, и я начинаю тебя понимать, — усмехнулся Камерон и поцеловал девушку в лоб, — потому что переживаю то же самое.
Пегги вдруг показалось, что и его глаза подозрительно блестят.
— Я не плакал с детства, не плакал даже тогда, когда от меня ушла Кара. Видимо, это была моя защитная реакция — я ожесточился сердцем. Но ты разрушила мою броню.
— Камерон, — тихо прошептала Пегги, — я люблю тебя.
Он крепко обнял ее, спрятав лицо в ее волосы.
— И я люблю тебя.
14
У окна с видом на озеро Мичиган, прислонившись к мягкой портьере, сделанной ее руками, стояла Дарлин. У окна было прохладнее и свободнее. Гостиная Камерона Слейтера была полна людей — среди нарядно одетых гостей сновали официанты, предлагая различные напитки. В углу скрипач и виолончелист играли рождественские мелодии, и тихая музыка создавала праздничную атмосферу. Правда, все возрастающий шум голосов постепенно заглушал звуки песен.