Третья – от земли, всем знакомая женщина-труженица, похожая на Дебби Рейнольдз, которая с помощью пеленок пыталась сохранить семью, или Джэнет Лей, пожертвовавшую карьерой ради своего нового мужа Тони Кертиса.
В соседнем же, бесконечно далеком от мужских интересов царстве, сплошь заселенном с утра до ночи не покладающими рук поддаными женского пола, над умами и сердцами властвовал единственный святой образ – неунывающая домохозяйка, обожающая мужа жена и заботливая мать в одном лице. Именно эта богиня указывала им путь, одаривала их счастьем. Элен, которая всегда была доброй и послушной девушкой, трепетно исполняла заветы своего кумира – лелеяла мужа и любила детей, следовательно, могла считать себя счастливой женщиной.
Но как-то в 1959 году, мартовским вечером она неожиданно обнаружила, что ее счастье призрачно.
Это была обычная субботняя вечеринка – что-то олицетворяющее эру всеобщего единения. Женщины в своем кругу делились кулинарными рецептами, разговаривали о детях. Мужчины, собравшиеся в другом углу, обсуждали последние баскетбольные матчи и курсы ценных бумаг. Только Фил Дурбан и Кэрол Маттисон стояли в сторонке. Говорила, в общем-то, Кэрол, а Фил не сводил с нее глаз, откровенно радовался каждой незамысловатой шутке, даже позволил ей взять себя за локоть.
Элен долго наблюдала за ними, потом не выдержала и почти силой вытолкала Фила из дома Сэма и Алисы Уитьеров.
– Ну, как мне теперь быть? – уже за рулем купленного на премию к Рождеству «бьюика» саркастически поинтересовался Фил. Он выехал на шоссе и через короткое время, повернув на Доджвуд, спросил: – Каждое мгновение смотреть на часы?
Было без четверти двенадцать – «страшная рань», по выражению мужа. Он насмешливо поглядывал на жену – взбесилась? Сердце не на месте? Какая блажь! Или о детях забеспокоилась? Но ведь шестилетний Денни и девятилетняя Бренда под присмотром миссис Блейк, которой за ее услуги с полночи идет двойная плата.
Наконец он подал голос.
– Как долго мне теперь позволено разговаривать с приятелями? – Фил как всегда пустил в ход иронию. В этом он был беспощаден. – Пять минут? Две?.. Или для мужчин пятиминутка, и пара минут для особ женского пола?..
– Ты больше часа болтал с этой Кэрол! – Элен пыталась сохранить спокойствие – не хватало, чтобы она унизилась до гнусной ссоры. Но голос ее дрожал…
– Пресвятая Дева! Мы беседовали с ней о разведении личинок непарного шелкопряда, – Фил сплюнул в окно.
– Оно и видно! То-то она, словно гусеница, вцепилась в тебя, – Элен гневно одернула дорогой лисий жакет, купленный в подарок Филом на премию, тогда же, когда и автомобиль. – Она смотрела на тебя так, словно была готова завалиться с тобой прямо на полу в Алисиной гостиной.
– Тебе такое, конечно, никогда не придет в голову!
– Еще бы! Я же не какая-то шлюха, я – твоя жена!
– Было бы совсем неплохо, если бы когда-нибудь ты повела себя со мной, как шлюха, – огрызнулся Фил и резко, сворачивая в узкий тупичок, ведущий к их дому под номером 76, крутанул руль. Также грубо затормозил – Элен едва не стукнулась лбом о переднее стекло.
Ни слова не говоря, он вышел из машины, с размаху хлопнул дверью и прямо из гаража направился на кухню, предоставив Элен самой расплачиваться с миссис Блейк и отвезти ее домой.
Утром Элен разбудил голос мужа.
– Сладость моя, иди ко мне, – сказал он томным, чуть хрипловатым, источающим желание голосом, и тут же, оставляя место для Элен, подвинулся в кровати. Потом его пальцы коснулись ее груди… Ни слова не говоря, жена отстранилась и выскользнула из-под одеяла. Прошла в ванную, открыла душ… Она до сих пор не могла отделаться от той ревности, что овладела ею вчерашним вечером.
Каждое воскресное утро Элен и Бренда готовили два завтрака: лепешки по-французски с толстыми ломтями мяса домашнего приготовления – это для детей; и что-нибудь экзотическое – для себя и для Фила. Любовь по воскресеньям и праздничные завтраки – эта традиция в семье Дурбанов поддерживалась неуклонно. На этот раз она решила испечь пирог, начиненный дольками апельсинов, сверху его следовало полить сладким сиропом и украсить цукатами, сваренными из апельсиновой кожуры. Ссора не ссора, а воскресным утром она обязана была постараться!
В кухню вошел Фил – он направлялся в гараж, собирался съездить за газетами. По комнате поплыл аромат крема для бритья, перебил на какое-то мгновение апельсиновый дух. В этот момент Элен решила, что следует добавить масла в форму, но так и осталась стоять у стола.
– Можно рассчитывать на что-нибудь вкусненькое? – муж подошел к ней, попытался обнять.
Элен поджала губы и молча отстранилась от него.
Фил болезненно поморщился, пожал плечами и вышел из кухни. Минутой позже она услышала, как заработал мотор «бьюика».
Бренда молча разбила яйцо в миску, в которой обычно сбивала тесто для тостов.
«…Мама – просто сумасшедшая, – едва заметно вздохнула девочка, – ведь папочка хотел помириться».
Всякий раз, когда между родителями случалась размолвка, ее охватывала глухая ярость.
Фил отправился за газетами, Элен и Бренда готовили завтрак, Денни, болтая ногами, уже сидел за столом… А вот и Ирвин, огромный рыжий охотничий пес – единственная собака в истории графства Уэстчестер, которая была безоговорочно исключена из местной школы собаководства за неодолимую лень.
– Ирвин, черт! Не лезь под ноги!.. – закричала Элен, споткнувшись о пса. В этот момент она попыталась закрыть холодильник. – Бренда! – она хлопнула дверцей. – Сколько можно возиться с тестом?
– Вот, пожалуйста, – с обидой в голосе ответила дочь и подвинула миску поближе к матери.
– Прости, – извинилась Элен – дочь-то здесь при чем! – Я, видно, встала сегодня не с той ноги.
Бренда поджала губы. Еще бы!..
Элен почувствовала, как рассердилась дочь и привлекла ее к себе, поцеловала, нежно растрепала волосы, потом глянула на Денни, совсем еще карапуза… Тот сидел и раздувал щеки. Элен вздохнула и принялась накрывать на стол…
Почему она вдруг так разозлилась из-за этой Кэрол Маттисон? Элен посмотрела в окно – утро было чудесное, солнечное… Только бы радоваться, а тут сердце буквально взорвалось от ненависти.
Кэрол Маттисон… Высокая, «в самом соку», чуть полноватая – но фигура бесспорно у нее хорошая. Большая высокая грудь… И замечательные, золотого отлива волосы. Гордилась она ими безмерно, хотя опытный глаз сразу бы разобрался, что к добротному скандинавскому наследству примешивалась немалая толика перекиси водорода. Себя она считала кем-то вроде Мерилин Монро уэстчестерского пошиба. Этакая провинциальная Джейн Менсфилд. Дайана Дорз местного розлива… Своими туго обтягивающими платьями, полупрозрачными блузками, бесстыдными взглядами она бесспорно привлекала внимание всего мужского поголовья городка – от солидных отцов семейств до молодых парней, подрабатывавших на разгрузке бакалейных товаров. Это был, так сказать, фасад ее славы, за спиной же Кэрол не было человека, который бы не отпустил шутку по поводу ее сексуальных устремлений.
Дура она набитая, вздохнула Элен. Ревновать к Кэрол Маттисон! Смешно… Может, решила миссис Дурбан, это была запоздалая реакция? Или ее просто развезло от рюмочки бренди, которую она выпила вчера на вечеринке.
Тем временем Бренда уже успела испечь тосты.
– Запах, – мать даже зажмурилась от удовольствия, – словами не передать!
Бренда молча выложила готовые тосты на две тарелки, полила их сверху пахучим янтарным медом из Вермонта, потом, обращаясь к брату, который в это время играл на полу с Ирвином, громко объявила:
– Мама перестала хандрить!
– Хандрить? – громко повторил шестилетний Денни.
Мать оцепенела. Неделю назад малыш также храбро повторил похоже звучащее слово, услышанное им на детской площадке, вызвав тем самым всеобщее смущение. Денни посмотрел на мать, сестру и, догадавшись, что на этот раз взбучки не будет, с удовольствием, во весь голос повторил: