– Что? – машинально переспросил Касинда, но принц не видел и не слышал его. Медленно поднимаясь со стула, он с трудом, отрывисто, будто думая вслух, выдавливал:
– Элин… погибла. Это он. Конечно, это он все подстроил. Я убью его! – вдруг надорванно крикнул Рилонда и опрометью выбежал из комнаты.
Касинда помчался за ним, на бегу пытаясь уговорить не совершать непоправимое, но принц ничего не слышал. Задыхаясь, размазывая руками слезы, влетел он в кабинет отца и набросился на него с кулаками.
– Это Вы… Вы… Вы! – словно безумный, кричал он.
Король со спокойным, даже чуть брезгливым выражением лица одним уверенным, четким движением с силой отшвырнул принца от себя. Рилонда упал, ударился головой, скорчился на полу и разразился ужасными рыданиями.
– Вы никогда никого не любили!.. Ни мою мать, ни меня… – рыдал он. – Вы убили Элин! Я всегда знал, что Вы жестоки, но оказывается, Вы – настоящее чудовище…
Смуглое лицо короля стало черным от едва сдерживаемой ярости. Подойдя поближе, он склонился над принцем и отчеканил ледяным голосом:
– Абсурдно и крайне нелепо, что гибель прислуги до такой степени потрясла Атонского принца. Стыдитесь, Ваше поведение недостойно царственной особы. Завтра состоится очередное заседание Государственного совета. Извольте привести себя в порядок и явиться туда в надлежащем виде.
С этими словами Гаренда вышел, а Касинда, чувствовавший, что еще немного, и инфаркт случится с ним самим, подбежал к принцу, опустился на колени и, обняв, прижал его голову к своей груди.
– Больно, Касинда… Как же больно… – сквозь всхлипывания простонал принц. – Не хочу жить…
Касинда и сам осознавал масштаб опасности – в таком состоянии наследник Атонского престола и впрямь мог что-нибудь с собой сделать. Но что он, чужой старик, должен был ответить этому совершенно разбитому мальчишке с истерзанным, искалеченным сердцем? Что его жизнь нужна Атону, всей Вселенной? Невероятная глупость! Все, что он мог – это лишь покрепче обнять несчастного будущего короля и плакать вместе с ним…
…Вызванные доктором слуги унесли принца в его комнату и уложили в постель. Касинда сделал уколы успокоительного и слабого снотворного, и Рилонда впал в неспокойное, горячечное забытье. Доктор всю ночь не смыкал глаз, но под утро задремал от усталости. Проснулся он через час, внезапно, словно от толчка. Принц, одетый в парадный костюм и королевский плащ с золотыми звездами, аккуратно причесанный, стоял к доктору спиной, у окна, огромного, от пола до потолка – все окна во дворце Атонских правителей были такими – и смотрел в сад.
– Ваша звездность… – робко позвал Касинда.
Принц обернулся. Лицо его по-прежнему было бледным и будто застывшим, но глаза горели странным, нездоровым возбуждением.
– Куда Вы собрались идти, Ваша звездность? – озабоченно воскликнул доктор. – В Вашем состоянии это невозможно! Вы должны соблюдать покой…
Принц зловеще усмехнулся.
– Я иду на Государственный совет, Касинда, – голос его был спокоен, но спокоен так неестественно, что доктору стало не по себе. – Он хочет видеть меня на Государственном совете – он меня увидит. Он хочет, чтобы я избавился от излишней эмоциональности – я от нее избавлюсь. Он получит идеального принца. С этой минуты я – абсолютно идеальный принц.
– Нет, – Касинда умоляюще покачал головой. – Не делайте этого с собой. Это невозможно, Вы не выдержите…
– Выдержу, – и неторопливой, уверенной походкой принц вышел.
Касинда, вздыхая, тоже побрел в направлении Главного Зала – он знал, что подобное нервное возбуждение не может продлиться долго, и оказался прав – буквально через пятнадцать минут, на последних аккордах Атонского гимна, предварявшего заседания Совета, слуги вынесли принца на руках – прямо под величественную музыку он упал в глубокий обморок…
Больше принц уже не вставал. Потянулись долгие унылые дни – Рилонда заболел всерьез. Дворец будто вымер, притих тревожно и глухо; придворные скользили по коридорам бесшумно, не смея поднять глаз. Король, казалось, не спал вовсе; он похудел, на смуглом лице резко и отчетливо проступило множество морщин, которых раньше не было, а черные глаза глубоко ввалились и смотрели из-под нависших бровей угрюмо и жутко.
К сыну монарх приходил, только когда тот спал; садился возле кровати и молча смотрел – то на принца, то в окно, смотрел напряженным, измученным взглядом, направленным скорее внутрь, в свои собственные переживания и раздумья.
– Поговорите с ним, Ваша звездность, – осмелившись однажды, предложил Касинда. – Объяснитесь…