Потом, до рассвета, он позволил себе немного подремать. Поняв по теням за окном, что начинается рассвет, встряхнулся, чтобы отогнать сон, отломил и съел кусок шоколада, глотнул из фляжки. Чай давно остыл, он даже не почувствовал его вкуса и пожалел, что термос пришлось оставить дома. Глоток горячего питья сейчас бы не помешал, в срубе было холодновато. Ладно, подумал он, пока можно будет перебиться без горячего, а потом, если все будет тихо, подогреть чай на спиртовке. Для того, чтобы одновременно следить за рекой, заказником и пригорком, ему приходилось менять место, пересаживаясь с одной "лежанки на другую. Когда рассвело совсем, он увидел, что тележка у причала пуста. Значит, Улановы ушли в Охотоморск, и скорей всего — еще вечером. Выглянувшее было с утра солнце закрыли облака, посыпал мелкий дождь. Темная стена деревьев и пригорок притихли.
Косырев по-прежнему переходил от окна к окну, напрягая мышцы и пытаясь убедить себя, что самыми трудными в засаде всегда кажутся вот эти первые часы. Разглядывая набухшую от дождя реку, повторял: надо втянуться, присидеться, потом будет легче. Чтобы отвлечься, начал считать сосны, росшие на пригорке. Сосен оказалось шестьдесят три. Так прошло еще часа два, и тогда он сделал го, от чего с трудом себя удерживал: зажег спиртовку и согрел в кружке чай. Он сидел, сосредоточенно наблюдая за темной поверхностью. Как только в кружке поднялись первые пузыри, высыпал туда две ложки кофе. Взял сухарь, отломил кусок шоколада — и устроил обед. Горячий кофе вприкуску с шоколадом показался ему замечательным — но от всего этого неудержимо потянуло в сон. Сидя у выходящего на реку окна, он некоторое время боролся с тягучей непреодолимой сонливостью. Засыпая, подумал о последнем появлении Гусева у Зеленого Стана. В момент, когда Косырев находился в доме Улановых, напарник Гусева, видимо, подслушал его разговор с Даевым, подсоединившись к линии. Но вполне возможно, что это был сам Даев. Вполне возможно, подумал он, засыпая. Вполне.
Когда Косырев очнулся, за окном потемнело. Некоторое время он пытался вглядеться в тени возле сосен; сначала ему даже показалось, что он что-то там видит. Он сидел, всматриваясь в зыбкие сумерки, но понял, что следит только за темнотой.
Вторую ночь, так же как и первую, Косырев провел в полудреме; время от времени, просыпаясь, вслушивался в ставший уже привычным свист ветра в щелях и мягкий, еле слышный звук падающих дождевых капель. Ночью ему было холодно, но под утро он как будто согрелся. Встал легко, сделал зарядку. Глотнул из фляги, заметив,- что чая осталось меньше половины. Глядя на реку, принялся обдумывать одну давно мучавшую его мысль. Мысль эта в общем не ахти какая находка — но все-таки мысль простая и ясная. Настолько простая и ясная, что даже интересно, почему же она не пришла ему в голову раньше. Ведь здесь, в этом срубе, вполне может быть устроен тайник. Конечно. Причем, если он прав и где-то здесь, в Зеленом Стане, у преступников сооружен тайник, то наверняка он устроен именно в срубах, так как в этом сезоне в них никто не жил. В каком же из срубов оборудован тайник — это еще вопрос. Но почему бы, допустим, этому тайнику не быть здесь, в срубе с телефонной розеткой?
Небо посветлело, и Косырев подумал: если в самом деле в одном из срубов Зеленого Стана есть тайник, то становится понятным, почему Гусев несколько раз пытался попасть сюда, когда Улановы, отсутствовали. Значит, он хотел в этом тайнике что-то спрятать. Или, наоборот, что-то достать.
Косырев вытащил нож, присел на корточки и, начав с угла, стал рукояткой осторожно простукивать бревна у пола. Он работал медленно, сосредоточенно, стуча по одному месту бревна несколько раз и даже возвращаясь иногда для верности. Звук пока везде был одинаковым, глухим и однотонным, и не выдавал никаких пустот. Так, метр за метром, он продвигался вдоль нар, изредка выглядывая в окна. На проверку каждой из сторон помещения он потратил примерно около часа и одновременно следил из окон за окрестностями.
Он залез наверх и тщательно исследовал балки потолочного настила. После этого некоторое время сидел у окна, наблюдая за пригорком и частью тайги, и снова уставился в земляной пол, покрытый еловыми ветками. Подошел к дальней от розетки стене и стал методично отгребать ножом землю. Земля была слежавшейся, тугой, плотной, нож входил в нее с трудом, но постепенно он снял весь верхний слой почвы. Неторопливо срезая пласты, он дошел до угла и вдруг понял, что земля здесь вдруг стала мягче. Нож брал ее легко. Вот лезвие уперлось во что-то твердое. Разгреб землю руками — и увидел часть доски. Ожесточенно заработал ножом, снимая верхний слой, помогая изредка руками, и в конце концов отрыл квадратную деревянную крышку. Доски были некрашеными, узкими, крайняя крепилась к бревну двумя железными петлями; с другого конца крышки из доски торчала просунутая в дырки проволочная петля. Он потянул за петлю, и крышка приподнялась. Под ней была яма около метра глубиной; чтобы лучше рассмотреть эту яму, он лег на пол. Стены, и дно тщательно утрамбованы. Он вгляделся — и вдруг увидел: на дне, в углу тайника, чуть прикрытый еловой лапой, лежит холщовый мешок. Он осторожно достал мешок, развязал веревку на его горловине. В мешке были деньги в стандартной банковской оклейке.