Он уже неоднократно рассказывал копам о том, как растерялся в тот страшный вечер.
Дверь открылась, и в комнатку вошел свой брат, чернокожий, — в накрахмаленной полосатой рубашке с золотыми запонками на манжетах, в галстуке, завязанном крошечным узлом. Вчера ночью эксперт называл его Ричардом. Ричардом Харрисом. А теперь этот пижон устроился за столом и начал допрос.
— Давно ли вы знакомы с Хлоей Робинетт? — Одно и то же, одно и то же! Гнет лишь в одну сторону: почему он сказал, что со стариком осталась Келли, если там была Хлоя?
— Я уже отвечал вашему шефу и той женщине, кажется Джекки… Лучше спроси их, приятель.
Однако Харрис не отставал:
— Да, но ты нам лапшу на уши вешаешь. Я хочу выяснить, зачем ты велел Келли называться Хлоей.
— Я ей ничего подобного не велел.
— Ты ведь знал, что она — Келли.
— В том-то и дело, что не знал. Я посмотрел на убитую девушку, всю в крови. Да, я был знаком с Хлоей, но та, убитая, ни капли на нее не походила. Ты бы их видел, там, в кресле! От такого зрелища у любого крыша поедет. Понятно? И тогда я решил, что в кресле Келли, уж если она ничуть не похожа на Хлою, а значит, вторая, там, наверху, наверняка Хлоя. Потому меня в голове все смешалось — и Хлоя, и Келли. Они ведь выглядели, как сестры, — одевались одинаково, волосы одного цвета, стрижки однотипные. Я несколько раз затянулся травкой, чтобы очухаться. Понимаешь? В кресле могла быть любая из них. И я подумал — хрен с ними.
— У нас здесь есть окно, — сказал Харрис. — Я подвешу тебя к раме — а до земли, между прочим, пять этажей. Буду задавать тебе вопросы, а ты повиси там, над улице. А я еще и переспрашивать стану: «Что ты там бормочешь, сукин сын? Я тебя не слышу». Девушка ведь ясно тебе сказала: «Я — Келли, придурок!» А ты ей: «Нет, неправда, ты — Хлоя». — Харрис склонился над столом, опершись на него руками, и придвинулся к Монтесу. — Почему ты сказал, что она Хлоя?
— Она соврала тебе, приятель.
— Зачем тебе нужно было, чтобы она стала Хлоей?
— Спросите эту стерву, зачем она врет.
— На что ты рассчитывал, назвав ее Хлоей? Какой тебе от этого прок?
— Клянусь Богом на могиле моей матери…
— Откуда ты этого набрался, из каких фильмов? Твоя мать умерла? Ее задница гниет в могиле? Где же эта могила? Ты клянешься Богом и продолжаешь пудрить мне мозги!
Монтес поднял руки вверх ладонями наружу:
— Твоя воля. И у тебя все козыри. Что тут скажешь?
— Номер твоего мобильного телефона?
— Зачем еще?
— Отвечай немедленно, или звони своему адвокату.
— Неужели он там? — удивилась Келли. — А я думала, там шкаф.
Она присела к столу Делсы, повернулась и поглядела ему через плечо.
— Там комната для допросов, — пояснил Делса. — Сейчас с ним разговаривает Ричард Харрис. Он тоже был в доме Парадизо прошлой ночью. Когда мы уходили, Харрис беседовал с высоким мужчиной в плаще и бежевой кепке. Помните? Это наш шеф. Уэнделл Робинсон. Возможно, он захочет с вами поговорить, когда мы подпишем протокол.
Она снова испуганно покосилась на дверь комнаты для допросов. Находиться неподалеку от Монтеса и впрямь было неуютно. И Делса понимал почему. Но быть может, их связывало нечто большее и клубок становился еще запутаннее.
— А что, если он выйдет и увидит меня?
— Нет, он не выйдет.
— Если Харрис оставит его одного?
— Он знает, что не имеет права выходить оттуда, и не выйдет. Ведь он старается произвести хорошее впечатление и не в силах поверить, что мы обнаружили в его рассказе ложь и нестыковки. А я вот что хочу знать, — продолжил Делса. — Он знал, что вы вчера приедете?
— Он сам заехал за нами. Хлоя условилась со стариком, что привезет подругу. Ей хотелось, чтобы я поехала с ней позавчера, но мне нужно было проводить папашу в аэропорт. Он уверял, что приехал в Детройт, соскучившись по своей девочке, но на самом деле просто тянул из меня деньги. Мой папаша пьет.
— Вам известно, что богатые обычно зовут своих отцов «папаша», а небогатые — «папа», — улыбнулся Делса.
— А почему, вы можете сказать? — спросила Келли.
— Я это чувствую. А доказать не могу.
— Папа живет в Уэст-Палм-Бич, — сказала Келли. — Он бывший парикмахер, вернее, и теперь иногда подрабатывает. Не модный стилист из салона, а обычный парикмахер. Он пьет и бегает за каждой юбкой.